Я его не впустила, разговаривали через закрытую дверь.
— Откуда ты взялся?
— Из Лондона. Если избегаешь знакомых, не надо останавливаться в этой гостинице.
— С каких это пор ты стал мистером Драго?
— Уже два года я так подписываю картины. Видно, в Труро я не популярен, открой.
Я не открыла. На другой день, проголодавшись, я спустилась вниз в ресторан, заказала бифштекс, Драгги сразу же подсел ко мне…
— Вчера я видел, как ты в сопровождении какой-то тощей миноги выходила из «кадиллака», это твой новый Тристан?
— Не валяй дурака, а то уйду, и тебе придется за меня платить…
Затих, объяснил, что сейчас у него в Нью-Йорке выставка.
— Что ты делаешь сегодня вечером?
— Говорю тебе — не твоя забота.
— Моя забота, — объясняет он.
День был жаркий, я сняла жакет от костюма, в котором прилетела, под ним — прозрачная блузка, он смотрит на меня глазами невинного младенца и трогает пальцами шрам на моем плече: это моя забота, darling, я не хочу, чтобы это повторилось.
Меня словно огнем обожгло, все во мне заныло, о, если б это могло повториться! Нарочно, себе назло сказала:
— Это не может повториться, если тебе так уж хочется знать, как раз сегодня у меня вечер не занят.
На этот раз я уперлась — не буду сидеть у телефона как пришитая, попросила портье, чтобы в случае чего записал, кто звонил, и пошла бродить по городу, тени на одной стороне улицы были гуще, блеск на другой стороне резче, чем в Лондоне, потому что солнечные лучи здесь либо падают перпендикулярно, либо совсем не проникают из-за небоскребов, и веселые люди здесь казались веселее, а печальные — печальнее, магазины — Богаче, спешка — еще безумнее, автомобили — больше, наряды — новее, все было экстра, только у ювелира Тиффани на Пятой авеню все выглядело очень скромно, в витрине крохотные экранчики с еще более крохотными окошечками на замшевом фоне, и к этим замшевым квадратикам прикреплены маленькие брошки без цены, маленькие колье, маленькие кольца с огромными бриллиантами. Платья в «Саксе» удивили меня тем, что в Нью-Йорке шьют по-парижски, но только зачем, ведь немцы не уничтожили Париж. Вспомнив о своих ирландских предках, я зашла в собор Святого Патрика, и вся эта готика — арки, витражи, — все было ненастоящее, я не увидела старины, ничто не трогало, маленькая романская церквушка в Лентеглос была милее, но меня обрадовало, что у Нью-Йорка нет прошлого, у меня, кажется, тоже нет прошлого, потому что всякие типы чаще, чем в Лондоне, оглядываются на меня, а один в дурацкой шляпе даже сказал: hello, beautiful[61].
Вечером с мистером Драго мы пошли в театр на «Трамвай Желание», один из героев этой пьесы поляк Ковальский, его любят две женщины, и одна из них, идиотка Бланш, которая хочет отбить его у жены, была я. Драгги шептал: