— А Брэдли? Как он участвует в этой неразберихе?
— Брэдли? — Она с некоторым удивлением произнесла свою фамилию. — Брэдли… — Кэтлин пожала плечами. — Ту часть книги, над которой он сейчас работает, нельзя продиктовать, там надо все сверить по источникам. Но я разыскиваю ему материал в библиотеках. — Она зевнула. — Вчера я всю ночь переписывала новую главу… Брэдли тоже говорит, что я нуждаюсь в обществе сверстников. — Она встала, выглянула в окно. — Как пусто здесь без Михала. — Темные брови сошлись над переносицей, придавая лицу выражение суровости. — Иногда мне кажется, что Михал нужен профессору больше, чем я.
Симфония отошла в прошлое, и в самом деле ничего не изменилось, разве только то, что профессор выразил желание приехать в Пенсалос и провести у меня день.
Они приехали к полудню, на ленч. Кэтлин вела машину. Как обычно, она была в брюках и свитере, профессор же был в рубашке со стоячим воротником, галстуке-бабочке и черных блестящих штиблетах.
Я приготовила блюда по всем правилам французской кухни, позаботилась о дорогих винах. Профессор был доволен. Он смаковал суп из крабов, с нежностью поглядывал на fondue bourguignonne[17], на кочешки брюссельской капусты и на пышные crâpes Suzette[18]. Поддев вилкой кусочек сырого мяса, он опускал его в горшочек с кипящим оливковым маслом и с терпеливостью ученого и алчностью чревоугодника ждал результата. Я, хотя все это меня не слишком занимало, старалась поддерживать затеянную им дискуссию о сортах говядины, о том, при какой температуре следует жарить ростбиф, о специях для соуса. Кэтлин и Михал, которым явно наскучила эта церемония, словно индюки, кусок за куском глотали все подряд, они были и в самом деле голодны, пределом их мечтаний были картошка и пирог с вишнями.
Когда мы перешли в другую комнату выпить по чашке кофе, у Брэдли горели щеки, вид у него был умиротворенный. Кэтлин и Михал держали в руках бокалы, казалось, их мучила жажда. Они предложили прогулку на яхте. Но профессор предпочел осмотреть сначала библиотеку и коллекцию безделушек, вывезенную Фредди из Китая.
Через какое-то время он потянул Михала за рукав и усадил рядом с собой.
— А ну, покажись, мальчик! Мы так редко с тобой видимся. — Он положил свою худую маленькую руку на ладонь Михала, прикрыл глаза, после французской кухни ему необходимо было, почувствовать тепло, получить заряд чужой молодости.
— У тебя под глазами синяки, — заметил он, — не зубри все время, свежее восприятие важнее всего.
Михал пробормотал что-то невнятное, но не отнял ладони. Мне показалось, что боль и радость слились в его душе воедино.