Михал по-прежнему не делал уступок моде. По-прежнему не любил черных костюмов, не выносил смокинга, который подарил ему Брэдли, он его тайком продал и на вырученные деньги в рассрочку купил мотоцикл. На приемах он появлялся обычно в желтом или красном свитере, который прекрасно гармонировал с черными брюками, обтягивающими тело, словно кожа. Шрам над глазом словно бы делал его более мужественным. Занятия с профессором становились все более редкими, нерегулярными. Брэдли утверждал, что Михал прекрасно подготовлен, а на экзамене сдали нервы. Вместо зубрежки он рекомендовал развлечения и занятия спортом. Оказывается, во время войны, укрываясь от гестапо, Михал где-то раздобыл поддельные документы, целый год был жокеем при конном заводе, где хозяйничали немцы, и там, пользуясь расположением кавалериста-пруссака, освоил кое-какие тонкости верховой езды. Брэдли, исполняя волю Кэтлин, позаботился теперь о том, чтобы в конюшне была пара верховых лошадей.
В особенности запомнился мне один сумрачный осенний день. В гостиной в большом камине потрескивали дрова. Участники торжественной церемонии, называемой английским чаем, уселись в круг. За столиком среди подносов, чайников и фарфоровых чашек председательствовала Ребекка, разливавшая чай вместо Кэтлин, которой до смерти надоела эта процедура, а главное, как она мне говорила, опротивели бесконечные, сладким голосом повторяемые вопросы: «Вам крепкий? слабый? средний? с сахаром? со сливками? без ничего?»
Эрнест священнодействовал: вначале он подавал на стол крохотные белоснежные треугольнички-бутерброды со всевозможными паштетами и травками, для надежности сложенные вдвое, и маленькие теплые булочки, потом вазы с печеньем и пирожные, украшенные глазированными фруктами. Поблескивало серебро. Аромат чая, смешанный с запахом табачного дыма и духов Кэтлин, наполнял комнату.
Все «черные бароны» были налицо. Ребекка терпеливо ждала того часа, когда семена порока сами взойдут полынью и цикутой. Лаура Уиндраш подливала масла в огонь, то и дело бросая на Кэтлин томные взгляды. Тощий как скелет Роберт Стивенс, протянув длинные ноги в сторону камина, демонстративно зевал, поглядывая на гостей, и обращался к Брэдли с длинными научными речами, непонятными для профанов.
Полковник Митчел развлекал собравшихся разговорами о политике.
— Враг не дремлет, — заявил он, — мы здесь, воспитанные в духе английской fair play[24], на лучших образцах джентльмена-христианина, к сожалению, даже не отдаем себе отчета в том, какую силу приобрело в нашем обществе деморализующее влияние коммунистического Востока. Признаки этой болезни можно обнаружить всюду: в правительственных кругах Лондона и в самых тихих, отдаленных уголках страны.