Он закурил свою сигару. Чарлз отказался от предложенной ему и достал сигареты.
— Собственно, и ехать-то было незачем, — продолжал мистер Блирни. — Просто надо присмотреть за одной нашей труппой, подвизающейся на здешних под мостках.
— Одна из ваших трупп? — осведомился Чарлз.
— До известной степени. Это не моя антреприза, но я представляю антрепренера. До нас дошли слухи, что им не хватает перцу. Комикам надо обновить репризы, хору подтянуться, — знаете, как бывает?
Чарлз постарался сделать вид, что знает. Они выпили по второй.
— Мне придется… Господи, вот неожиданность, — вдруг прервал себя мистер Блирни. — Сюда, Бернард! — закричал он. — Сюда, Вероника! Идите сюда! Это дядя Артур!
Чарлз оглянулся, внезапная догадка пронзила его до самых печенок. С дружескими улыбками, адресованными мистеру Блирни, к ним подходили оба Родрика.
Людям случалось совершать самоубийства, идя навстречу мчавшемуся паровозу. В таких случаях, вероятно, бывает мгновение — ну, скажем, от одной до трех секунд, — когда самоубийца стоит на рельсах, твердо упершись ногами в землю, и каждый мускул и нерв его напряжен в ожидании сокрушающей встречи с паровозом. Такая степень напряжения, должно быть, неповторима и невозможна в повседневной жизни. Но именно она наступила для Чарлза. Когда он вскочил на ноги, каждый мускул его напрягся в отчаянной попытке скрыть охватившую его дрожь и полуобморочное состояние.
— А, бродяги! — в упоении вопил мистер Блирни. — Я совсем забыл, что вы должны вернуться из Монте. Как старая Средиземная лужа? Лазурная, как всегда, а? И казино на месте, э, Бернард?
— А мы не ходили в казино, — добродушно мурлыкал мистер Родрик. — Рулетка меня не волнует, пора бы вам знать, Артур.
— Пора бы знать! Мне? — с деланным возмущением проскрипел мистер Блирни, обращаясь к Чарлзу и всем своим видом стараясь изобразить оскорбленную невинность. — Откуда мне знать, что его волнует? Мне, ведущему такую примерную жизнь! Да? — продолжал он обычным для него громким голосом. — Вы, вероятно, не знакомы. Это вот Бернард и Вероника Родрик, старые мои друзья, а это, гм… вы, кажется, так и не назвали себя, молодой человек. Я только что встретил этого вот молодого человека в поезде и уже крепко с ним подружился.
— Зовут меня Чарлз Ламли.
Как глупо, как неуклюже! Именно сейчас, когда требовался блеск, непринужденный подхват веселой болтовни мистера Блирни, едкая эпиграмма или, может быть (и уже), умело ввернутый комплимент, — когда всего этого повелительно требовала обстановка, он был способен только на то, чтобы стоять чурбаном, нелепо растопырив руки, и пробормотать свое имя.