— Достигли, достигли! — кричал Голицын. — Бей их, братушки!..
Карцев увидел шоссе, низкие брустверы, каски германцев. Одни бежали, другие падали, третьи бросали винтовки и подымали вверх руки. Германская бригада генерала Тротта, застигнутая врасплох, была разбита, двадцать орудий и сотни пленных достались русским. Но когда кончился бой, войска остановились, не зная, что делать. Никто ими больше не руководил. Штаб дивизии куда-то исчез, очевидно усомнившись в успехе предпринятого маневра. И тут же появились свежие германские батальоны. Растерявшись, солдаты побежали обратно в лес. Германцы не преследовали их.
…Медленно надвигалась ночь. Грюнфлисский лес, укрывший десятки тысяч людей, был тих. Армия умерла морально. Девяносто тысяч солдат, пятьсот орудий, огромное количество боевого материала — все это было захвачено противником без всяких усилий. Само далось в руки. Так погибла непобежденная армия…
Когда штаб армии оторвался от своих частей, Самсонов почувствовал, что вот он — конец! Ночью, пробираясь со своими офицерами пешком через лес, он незаметно отстал. Постояв немного, свернул с тропинки в гущу деревьев, в страшную темноту. Скорее, скорее нужно оплатить последний, самый тяжелый счет!
Послышался треск ветвей, кто-то шел прямо на него.
— Кто идет? — слабо спросил Самсонов.
Шаги затихли.
— Свой! — ответил надтреснутый голос. — А ты кто?
Самсонов промолчал. Тогда неизвестный осторожно приблизился, чиркнул спичкой. Овальный огонек осветил бородатое лицо, солдатскую фуражку. Спичка погасла. Солдат опустился на корточки, оперся спиной о дерево, закурил.
Самсонов утомленно закрыл глаза. Темнота, покой… Если бы так было вечно!..
— Хлеба гибнут, — сокрушался солдат. — Поля какие неубранные… Ай-ай-ай!..
«Армия погибла, а он о хлебе думает, — усмехнулся Самсонов. — О господи…»
— Растут они, молодые наши, — как бы думая вслух, продолжал солдат, — уберут хлеб за нас. Новый посеют…
Самсонов в отчаянии двинулся к солдату:
— Голубчик! Какие это молодые посеют новый хлеб?
Никто не ответил ему. Только вдали как будто чуть хрустнула ветвь.
— Погоди! — крикнул Самсонов. — Не оставляй меня одного, ради бога, не оставляй!..
Он прислушался. Нехорошая, мертвая тишина.,.
— Никого… — прошептал он. — Померещилось. Никого… Один!..
Ночь была черная, густая, как смола. Беспросветная.
Самсонов поднес к виску револьвер.
Третий батальон с сотнями других солдат, приставших к нему из разных полков, с боями прорывался сквозь редкие цепи германцев.
Десятая рота шла в атаку в центре батальона. Бредову представлялось, что мир рушится вокруг него, что он ступает по его обломкам.