…Весь следующий день батальон дрался в Грюнфлисском лесу. Тут затухала жизнь армии. Иногда отдельные части делали отчаянные попытки прорваться. Батальоны, полки развертывались неровными цепями, храбро бросались вперед. Но это была уже агония…
Васильев ехал на пегой толстоногой лошадке, сбочившись, в рассеянности опираясь левой рукой на окованную медью луку седла. В рядах батальона шли Карцев, Черницкий, Голицын, Рогожин.
Два солдата, стоя в стороне от лесной дороги, разговаривали. Они одновременно повернули головы, и Карцев узнал их: Мазурин и Мишканис! Черницкий тоже заметил их, направился к ним. Карцев пошел вслед. Мишканис был спокоен, тепло пожал руки товарищам.
— Как тебе служится? — спросил Карцев.
— Вот — домой собираюсь, — просто ответил Мишканис. — Но не знаю, куда идти. Нет у меня дома…
— Дом мы тебе найдем, — сказал Мазурин. — И товарищей — тоже!
Третий батальон остановился. Вся дорога, весь лес были забиты солдатами.
— Когда уезжали на фронт, — заговорил Мазурин, — один хороший старик сказал мне, что война учит людей жестокой наукой. Много будет у нас ученых после этой войны, ох, много…
— Чем же все-таки это кончится? — спросил Черницкий. — Если было начало, должен быть и конец. Боюсь только, что невеселый для нас будет конец.
— А я не буду дожидаться конца, — упрямо сказал Мишканис. — Меня много били в жизни, причиняли много несчастий. Мне противно терпеть за тех, кто гнул меня к земле. Да, я ухожу с войны!
Тяжелый германский снаряд разорвался над лесом. Совсем близко с треском рухнуло дерево. Зеленые, точно испуганные, листья трепетали несколько секунд. Офицеры подымали солдат, говорили, что немцев на шоссе совсем мало и молодецкий удар может вывести из окружения.
— Бодрей, бодрей, ребята! Кто останется, тех побьют, как куропаток!
Конные ординарцы скакали по узким тропинкам, развозя приказания. Батарея, грохоча колесами, выскочила на самую опушку леса, и первая очередь шрапнели брызнула по шоссе. Солдаты цепями выбегали из леса и бросались на немцев. Васильев с винтовкой шел впереди батальона. Громкое «ура» доносилось справа. Батареи галопом выезжали на позиции.
Это была последняя атака окруженных самсоновских корпусов — левой колонны, состоявшей из 36-й дивизии и примкнувших к ней частей.
Рядом с собой Карцев видел яростного Черницкого, ощерившегося Рогожина, сурового бородатого Голицына. Луг перед лесом был болотист, покрыт кочками. Сапоги у солдат наполнились водой, но люди, ничего не замечая, бежали в атаку и атаковали так стремительно, что германские шрапнели рвались далеко позади, пули летели высоко над головами.