Когда он появился, то просто пожал мне руку, мы сели в машину и направились к парому, который всего три недели назад пустили от Тамани до Керчи и который делал один рейс утром — от нашего берега к крымскому и второй вечером — домой. Пока ехали к причалу и грузились на паром, разговора не было, но, когда судно отчалило, вышли из машины и, остановившись у бортовых лееров, переговорили.
— Про твой анабазис я всё знаю, Санёк, — начал комбат, — связисты морпеховские всё как есть рассказали, а подробности потом поведаешь. Лучше скажи, следак эсбэшный про клад наш, что под Ростовом нашли, не интересовался?
— Нет, командир, про это даже намёка не было. Не знают они об этом ничего. А вы поэтому так быстро примчались меня выручать, что за клад беспокоились?
— Эх, Саня, плохо ты меня знаешь. Я своих бойцов при любом раскладе не брошу. Обид на меня нет, что не выручили тебя под Инкерманом?
— Никаких обид, командир, всё и сам прекрасно понимаю.
— Добре. — Ерёменко удовлетворенно кивнул. — А следователь этот, Стахов, поработать на СБ не предлагал?
— Предлагал, — этот момент я скрывать не стал, — но заверил, что работа по специальности будет.
— И что ты ответил?
— Согласился, а что, не надо было?
— Всё путём, Саня, вопросов нет, и правильно сделал, что согласился. Нам проблемы с госбезопасностью не нужны, а даже наоборот, сблизиться с ними очень даже пользительно.
— Командир, в крайнем бою, что в «зелёнке» под Инкерманом случился, много парней потеряли?
Комбат тяжко вздохнул и ответил:
— Много, пятеро «двухсотых» и ещё семь человек тяжёлых. Правда, крымчаков наваляли с полсотни, не меньше, но всё одно — свои бойцы дороже, чем эти самые борцы за великое Крымское ханство.
— Да уж, сходили на вылазку, чебуреков по «зелёнке» погонять.
— Работа у нас такая, но тут, конечно, мы сами виноваты.
Минут пять мы простояли молча, каждый думал о своём, и, прерывая тягостное молчание, я спросил Ерёменко:
— Иваныч, раз разговор про клад зашёл, может быть, скажете, как там с долей нашей?
— С долей всё в порядке, некоторую часть золота и драгоценностей удалось через подставных людишек на «конфы» обменять, и решил я эти денежки в дело вкладывать. Ты ведь Филина, комода своего, не забыл ещё?
— Да как его забудешь, наш ведь человек!
— Правильно, именно что наш. Доктора комиссовали его вчистую, он в отставку вышел и в Гвардейский уехал. Так я в него деньгами вложиться решил, чтоб он, значит, бизнес свой начинал, а мы с этого какой‑то легальный доход имели.
— Сельское хозяйство? Странно это как‑то.
— Нет, это Филин хотел фермерствовать, а я с ним переговорил, выделил ему людей сообразительных и хватких, и он сейчас заводик ставит, дабы для нужд армии мины противопехотные выпускать.