— Я не видал их.
— Правда?
— Я не видал их.
У меня появилось подозрение. Баттиста стоял на пороге, заложив руки в карманы.
Я снова принялся искать, нетерпеливо, почти с раздражением:
— Не может быть, чтобы я их потерял. Еще недавно, перед тем как мне переодеваться, они были здесь, я уверен, что они были. Они должны быть здесь, я должен их найти.
Наконец Баттиста сдвинулся с места. Я обернулся неожиданно и увидел следы преступления на его лице. Сердце у меня упало. Он пробормотал в смущении:
— Они должны быть здесь. Нужно их найти.
И он взял свечку, нагнулся и начал искать подле кровати, покачивался, становился на колени, поднимал одеяло, заглядывал под кровать.
Устал, запыхался, и со свечки капало ему на дрожавшую руку.
Вся эта комедия рассердила меня. Я крикнул ему грубо:
— Довольно! Вставайте, не трудитесь больше, я знаю, где мне следовало бы их искать…
Он поставил подсвечник на пол, несколько минут он оставался на коленях, весь согнувшись, дрожа как человек, собирающийся сознаться в своем преступлении. Но он не сознался.
Он начал подниматься с трудом, не говоря ни слова.
Во второй раз я увидел на его лице следы преступления.
Меня охватил взрыв негодования. «Конечно, — думал я, — часы у него в кармане. Надо принудить его сознаться, вернуть украденную вещь, принести покаяние. Нужно, чтобы он заплакал от раскаяния». Но у меня не хватило на это мужества. Я только сказал:
— Пойдемте.
Мы вышли. Виновный спускался с лестницы позади меня медленно-медленно, опираясь на перила. Какой ужас! Какая грусть!
Когда мы вышли на улицу, он спросил голосом, напоминавшим дуновение:
— Ты, значит, думаешь, что я их взял?
— Нет, нет, — отвечал я. — Не будем больше говорить об этом.
Я прибавил минуту спустя:
— Мне обидно, потому что это было воспоминание об умершем отце.
— Я заметил, что он сделал движение, как бы намереваясь вынуть что-то из кармана. Но он не сделал этого. Мы продолжали наш путь. Немного погодя он спросил меня почти грубо:
— Хочешь обыскать меня?
— Нет, нет. Не будем больше говорить об этом. До свидания! Я прощаюсь с вами, потому что у меня есть дело сегодня вечером.
И я повернулся к нему спиной, даже не взглянув на него. Тяжко было! В продолжение нескольких дней я не видел его. На пятый день вечером он зашел ко мне. Я сказал равнодушным голосом:
— А, это вы?
И снова принялся за свои бумаги, не говоря ни слова.
После нескольких минут молчания он решился спросить меня:
— Ты их нашел?
Я сделал вид, что рассмеялся, и продолжал писать. После второй длинной паузы он прибавил:
— Я-то их не брал.
— Да, да, хорошо. Я знаю. Вы все о том же?