— Покажи, что у тебя осталось. — Иван Иванович взял обеими ладонями голову Фирсова и заглянул в его готовно раскрытый рот.
У Ольги от волнения навернулись слезы. Ей стало стыдно. Есть ли что-нибудь прекраснее сознания важности своей работы?! Медицина, как занятие, ее никогда не привлекала, но вот результат — живой человек!.. Разве ей безразлична судьба этих людей? Так почему же у нее пропала признательность к мужу-доктору?!
— Зубы тебе вставим или из пластмассы, или металлические. У нас же в больнице сделают, — уверил Фирсова Иван Иванович.
Фирсов тяжело сел на край койки. Подошли другие, постукивая костылями.
— Попробуй без палочки, — предложил Иван Иванович самому бойкому на вид больному.
И тот, отложив палочку, опасливо, но охотно зашагал по палате.
— Ты уже совсем без подпорок ходишь? — говорил доктор третьему. — А сюда как прибыл? — Он помнил, «как прибыл» больной, но ему хотелось, чтобы слышала Ольга.
— На носилках доставили. Ни рукой, ни ногой не мог шевельнуть. Дома меня парили да натирали, а вся болезнь внутри оказалась.
— Этот из неверующих, — пояснил Иван Иванович. — Сначала не хотел принимать стланиковую настойку. Очень уж простое, мол, лекарство!
Ольге вспомнились рассуждения Павы Романовны, все знавшей с чужих слов, будто применение стланика вредно отражается на сердце и почках.
«А разве цинга меньше отражается на сердце, разве не разрушает всего человека? Пустая болтовня бездельников может подорвать доверие к любому начинанию». И опять то, что она убеждала себя, когда следовало просто порадоваться вместе с Иваном Ивановичем, неприятно поразило Ольгу.
47
— Мне душно здесь становится, Платон Артемович! — сказал Иван Иванович Логунову.
Они сидели в коридоре райкома и курили, передыхая после головомойки, заданной им Скоробогатовым. Логунову попало за предложение устроить на руднике центральный водоотлив и за недостаточное якобы использование оборудования; Ивана Ивановича Скоробогатов долго и нудно отчитывал за «выпад» в местной газете. Выпад усматривался в статье по вопросу о местных заболеваниях, в частности о цинге. Будто он, Аржанов, сеет панику среди приискового населения, распространяя вздорные и вредные басни.
— Я хотел обратить внимание на профилактику, то есть на предупреждение болезни, — угрюмо оправдывался Иван Иванович. — Замазывание, лакировка действительности никогда не приводили ни к чему хорошему. — Тут он умолк: какое-то смутное воспоминание об Ольге промелькнуло у него, но пока он пытался уловить возникшую ассоциацию, Скоробогатов уже твердо занял позицию.