— Этого следовало ожидать!
— Хорошо бы за городом пивка выпить. Одному неохота ехать, а вдвоем было бы веселей.
— Разве что в воскресенье, а сейчас мне некогда.
— Не везет мне да и только! Сижу тут уже шестой час и никого не могу соблазнить. Заходил Мориц — отговорился делами. Этот фат Козловский тоже отказался, каналья. Что прикажете делать в такую жару да еще в одиночестве? — У него был такой жалостливый голос, что Боровецкий невольно рассмеялся.
— Вам смешно, а я изнемогаю от жары и умираю от скуки.
— А почему бы вам не вздремнуть?
— Я и так проспал тридцать часов подряд, больше не могу! Даже поссориться не с кем! Как, вы уже уходите? Пришлите ко мне кого-нибудь, хотя бы Леона Кона. Его местечковые манеры всегда меня выводят из себя, а сегодня это как раз то, что надо.
— А на фабрику вы не идете?
— А зачем? Деньги у меня пока есть, кредит тоже еще не исчерпан, можно и подождать. Порцию мороженого — шестую! — крикнул он кельнеру, а когда Кароль вышел, откинулся на спинку стула и сквозь плющ, отгораживающий кафе от улицы, сонным взглядом уставился на извозчичьих лошадей, которые безостановочно взмахивали хвостами, отгоняя мух.
Боровецкий заторопился в Хеленов.
Там было тихо и прохладно.
Молодые деревца всеми своими листьями тянулись к солнцу, отбрасывая дрожащие тени на белые ресторанные столики.
Ярко-зеленым ковром, пестрящим красными и желтыми тюльпанами, расстилались газоны, окаймленные песчаными дорожками и посыпанными гравием аллеями, над которыми летали ласточки.
В зверинце дремали разморенные жарой звери. Около угловой клетки толпились дети и дразнили обезьян, вопя от восторга, когда те начинали метаться как безумные и пронзительно кричать.
Узкие, заплетенные диким виноградом аллейки сияли молодой яркой зеленью и отражались в продолговатом пруду; и когда всплескивала рыбка или ласточки касались острым крылом воды, по его гладкой, отливающей перламутром поверхности пробегала темная рябь.
В прозрачной воде стаями проплывали золотистые карпы.
Войдя в тенистую аллею, которая вела мимо пруда в верхнюю часть парка, Кароль увидел сквозь заросли дикого винограда Каму и Горна — они сидели на берегу и кормили карпов.
Кама без шляпы, с падающими на лоб волосами, разрумянившись и от души веселясь, крошила рыбам хлеб, а когда те высовывали из воды свои жадно раскрытые, круглые рты, грозила им ивовым прутом и, заливаясь детски беспечным смехом, поминутно поворачивала к Горну оживленное лицо; он сидел чуть повыше, прислонясь спиной к увитой диким виноградом решетке, не меньше Камы увлеченный забавным зрелищем.