Слова матери и темневшая перед ней горловина коридора повергли Зоську в дикий ужас, и, отпрянув, она с нечеловеческим криком повалилась матери в ноги.
— Лучше убей, только не гони из дома! Люди, убейте меня, сил моих нет больше терпеть! Братик, Адам, отец, сжальтесь надо мной!
Она хватала мать за руки, за платье, обнимала ноги, ползала перед ней на коленях и исступленно умоляла прерывающимся от плача голосом сжалиться над ней и простить.
— Немедленно убирайся вон! Чтобы ноги твоей здесь никогда не было! Не то выгоню, как собаку, в участок отведу, — злобно прошипела мать.
Она словно окаменела от горя и не испытывала никаких чувств — даже жалости.
Адам с безучастным видом наблюдал эту сцену; в его зеленых глазах гнев уже угас — их застилали слезы.
— Вон! — еще раз пронзительно крикнула мать.
Зоська замерла на миг посреди комнаты, потом метнулась в коридор, который тянулся вдоль семейного барака, и промчалась по нему с таким диким криком, что из дверей стали выглядывать соседи. Выскочив во двор, она, как затравленный зверь, забилась в дальний угол под цветущую акацию и потеряла сознание.
Адам выбежал за ней и, приведя в чувство, ласково зашептал:
— Зоська, пойдем ко мне! Я не оставлю гебя!
Не говоря ни слова, она вырывалась у него из рук, пытаясь убежать.
Он с трудом успокоил ее, накинул на висевшее клочьями платье предусмотрительно захваченный из дома платок и, взяв под руку, подвел к извозчику.
Поджидавший в подворотне Горн, присоединился к ним.
— Зоске несколько дней придется пожить у меня. Не могли бы вы на время куда-нибудь переехать?
— Конечно, могу. Переберусь к Вильчеку: у него большая квартира.
Дорогой они молчали. Только когда проезжали мимо особняка Кесслера, Зоська сильней прижалась к брату и начала тихо всхлипывать.
— Не плачь, все уладится! Мать тебя простит, с отцом я поговорю сам! Не плачь! — утешал Адам сестру, целовал заплаканные глаза, гладил по растрепанным волосам.
Ласковые слова брата так подействовали на нее, что она обняла его, уткнулась головой в грудь и, как ребенок, тихим, прерывающимся голосом стала жаловаться на свою несчастную долю, не обращая внимания на Горна.
Они устроили ее в комнате Адама, а он перебрался к Горну. Зоська закрыла дверь и даже не вышла к чаю.
Адам принес чай ей в комнату, она отпила несколько глотков, бросилась на кровать и мгновенно уснула.
Брат поминутно заглядывал к ней, накрывал, чем только мог, вытирал платком лицо — слезы и во сне струились из-под опущенных век.
— Догадываетесь, что произошло? — тихо спросил Адам, выйдя от сестры.