— Нет, нет! И очень прошу, ничего мне не говорите. Я вижу, как вам тяжело, и сейчас ухожу.
— Подождите минутку. Вы ведь слышали, не могли не слышать, что говорила Зоська?
— Я никогда не слушаю сплетни и никогда им не верю, — уклончиво отвечал Горн.
— Это не сплетни, а правда! — резко ответил Адам и встал.
— Что же вы намерены предпринять? — сочувственно спросил Горн.
— Я немедленно иду к Кесслеру! — решительно заявил Адам, и его зеленые глаза угрожающе сверкнули, как вороненое дуло револьвера, который он сунул в карман.
— Это ни к чему не приведет: со скотами нельзя разговаривать по-человечески.
— Попытаюсь, а не удастся, тогда…
— Что «тогда»? — перебил Горн, встревоженный его грозным тоном.
— Тогда поговорю с ним иначе… Там видно будет…
Горн пытался урезонить его, но Адам ничего не желал слушать, и только когда они прощались в воротах, в знак благодарности молча пожал ему руку и поспешно направился к дому Кесслера.
Но не застал его, а где он, никто сказать не мог.
Адам с ненавистью посмотрел на роскошный дворец, на блестевшие в лунном свете башенки и золоченые решетки балконов, на белые шторы на окнах и пошел к отцу на фабрику.
Старик Малиновский, как журавль, неутомимо ходил вокруг махового колеса; а оно огромной, чудовищной птицей металось в мрачной содрогавшейся башне и, отсвечивая холодным стальным блеском, то выныривало из темноты, то исчезало под полом, вращаясь с такой безумной быстротой, что невозможно было различить его контуры.
В башне стоял невообразимый грохот, и старик на ухо спросил сына:
— Нашел Зоську?
— Привез сегодня вечером.
Старик пристально посмотрел на него, еще раз обошел маховик, бросил взгляд на манометр, вытер поршни, которые, сочась маслом, с шипением ходили взад-вперед, прокричал что-то в рупор работавшим внизу машинистам и приблизился к сыну.
— Кесслер? — сдавленным голосом проговорил он, хищно скаля зубы.
— Он! Но предоставь это мне.
— Дурак! У меня с ним давние счеты. Не смей его трогать, слышишь?
— Слышу, но не отступлюсь.
— Посмей только! — угрожающе проворчал старик, поднимая, как для удара, огромный черный кулак. Где она?
— Мать выгнала ее из дома.
Он зашипел сквозь стиснутые зубы, и на его сером, изможденном лице из-под клочковатых бровей зловеще сверкнули темно-карие глаза.
Сгорбившись, медленно обходил он колесо, а оно, грозно рыча, слагало гимн укрощенной силе, с бешенством рвущейся на волю из содрогавшихся стен.
В маленькое пыльное оконце заглядывала луна, и в ее серебристом свете, как синий призрак, с воплем кружилось в дикой пляске огромное чудовище.