— Чего? — громко спросил один из рабочих.
— Ты чего грубишь? Как ты смеешь грубить? Да я в два счета выгоню тебя с работы!
— Проваливай отсюда, жид пархатый, покуда цел! Не то башку сверну, чтоб знал, в какую сторону улепетывать, — прошипел каменщик, поднося кулак к его носу.
Мориц поспешно отступил и поднял такой крик, что Кароль выскочил из конторы, а Макс — из прядильной.
Мориц требовал, чтобы рабочего немедленно уволили, так как он оскорбил его.
— Успокойся, Мориц! И не вмешивайся не в свое дело!
— Как это «не в свое дело»? У нас одинаковые права!
— Допустим. Но это еще не причина, чтобы ругать рабочего и при том несправедливо.
— Что значит «допустим»! Я, как и ты, вложил в дело десять тысяч.
— Не кричи, пожалуйста! Или тебе хочется похвастаться перед рабочими своими десятью тысячами?
— Говорю, что считаю нужным. И прошу меня не учить!
— Но кричать-то зачем?
— Это мое дело!
— Ну и кричи на здоровье! — презрительно сказал Кароль и ушел в контору.
Мориц выкричался перед Максом и убежал, пригрозив напоследок, что заведет здесь другие порядки, что дальше так продолжаться не может, что Кароль строит не фабрику, а дворец.
— Рассчитывает на приданое панны Грюншпан вот и разошелся, — сказал Максу Кароль, но в душе пожалел, что вспылил, так как крайне нуждался в деньгах.
«Всегда так: погорячусь и непременно наделаю глупостей», — подумал он.
Хотя упоминание о романе Мели задело Морица, он тоже был недоволен собой, понимая, что вел себя глупо.
И хотел даже вернуться, но было уже начало седьмого, и он решил объясниться с Каролем позже.
Экипаж Кесслера ждал его у конторы, и Мориц, заехав домой переодеться, приказал кучеру погонять лошадей.
С наслаждением развалившись на мягком сиденье, он небрежно кивал встречным знакомым.
Кесслер, владелец расположенной в нескольких верстах от города огромной красильной фабрики, рядом с которой он жил, был одновременно главным акционером и директором компании Кесслер и Эндельман.
Особняк, верней замок в готическо-лодзинском стиле, стоял на холме на фоне высокого соснового бора, а перед ним обширный английский парк спускался по крутому склону в глубокий, заросший ветлами и ольшаником овраг, на дне которого бежала речка, с укрепленными фашинами берегами.
Справа за парком сквозь деревья виднелись кирпичные стены и трубы фабрики; слева, утопая в зелени садов, серели вдалеке соломенные стрехи — там, на дне яра, по обе стороны речки раскинулась деревня.
— Ты живешь прямо-таки по-царски! — выпрыгивая из экипажа, воскликнул Мориц.
— Делаю все возможное, чтобы устроиться более или менее сносно в этой варварской стране, — говорил Кесслер, провожая его в комнаты.