— Зачем? — не унимались собравшиеся, удивленные и взволнованные столь необычным решением.
— Затем, что меня заела тоска, осточертела тирания законов, обычаев и нравов, осточертело само общественное устройство, вкупе со старой шлюхой Европой. Ложь опротивела мне и все эти условности, которые опутывают человека и не позволяют ему быть самим собой. Я принимаю все это слишком близко к сердцу, и у меня нет больше сил терпеть.
— Думаете, в другом месте лучше будет?
— Надо самому в этом убедиться. Будьте здоровы!
Прощаясь с ним, его уговаривали остаться: несмотря на свои странности, он пользовался любовью и уважением.
Один только Куровский смотрел на него молча.
— Правильно делаете, — шепнул он ему и поцеловал. — Если бы я не считал своим долгом держать оборону, пока хватит сил, до победного конца, я последовал бы вашему примеру. Напишите, если понадобятся деньги.
— У меня, черт возьми, есть огромное богатство — сильные руки и ясная голова! Ведь я еду туда не за женщинами волочиться, а чтобы жить свободно, по своей воле. Не поминайте меня лихом! И не гонитесь за наживой, иначе вконец испортите себе жизнь, превратитесь во вьючных животных, в придаток машин. Чрезмерный труд опустошает человека.
Расцеловавшись со всеми и особенно сердечно — с Куровским, он ушел, посмеиваясь, чтобы скрыть волнение.
— Сумасшедший! — пробормотал с презрением Кесслер и удалился вместе с Морицем и Высоцким.
Боровецкий остался наедине с Куровским.
Опечаленный отъездом Мышковского, Куровский уставился затуманенным взглядом вдаль.
— Я задержу тебя на одну минутку, — сказал Кароль.
— Садись. До утра еще много времени. — И он указал на запотевшее окно, за которым едва брезжил рассвет.
Боровецкий заговорил о фабрике, о своих делах, о том, что хочет избавиться от компаньонов, о заговоре против него и в заключение предложил Куровскому вступить в дело.
Тот долго раздумывал, интересовался разными подробностями и наконец сказал:
— Согласен, но при одном условии… Предупреждаю заранее, возможно, оно покажется тебе странным, но я придаю ему большое значение.
— Ну говори!
— Можешь не принять его, но отнесись к этому спокойно, по-деловому… как коммерсант.
— Любопытно!
— Условие таково: не женись на Анке!
Боровецкий вскочил, его лицо залил румянец внезапной, ошеломляющей радости. У него было желание броситься Куровскому на шею, но он быстро овладел собой и с оскорбленным видом взялся за шляпу.
— Я просил тебя отнестись к моему предложению спокойно и по-деловому. Впрочем, давай поговорим откровенно. Мы слишком давно знакомы, и нам ни к чему играть в прятки.