— Пошли, заберем остальное, — сказал я.
Слава поднялся, глаза его ярко блестели.
— А ты говорил, испанцы надули. — Он хлопнул меня по плечу и заржал. — Нам теперь этого до конца жизни хватит!
— Еще и детям останется. — Мы быстро зашагали к реке, постепенно переходя на рысь. Одна мысль о том, что у нас есть свой источник богатств, из которого можно черпать и черпать, возбуждала непередаваемый, сумасшедший азарт.
Мы бегом спустились вниз, влетели в реку, взобрались на насыпь и спрыгнули в траншею.
— Теперь моя очередь, — расхрабрился я, с трудом переваливаясь животом через «торпеду» микроавтобуса. Сапоги тянули вниз. — Помоги.
Слава подтолкнул, и я сполз в воду. Схватился за спинку, набрал воздуха и дернул вперед, бултыхаясь как подбитый тюлень. Я погрузился в мутную черную жижу, затылок скреб ребристый потолок, а руки беспорядочно шарили по сторонам, стремясь за что-нибудь уцепиться. Сколько я так продержусь, минуту? Изо рта с шумом вырвались пузыри. Я старался нашарить что-нибудь, напоминающее ящик, и наконец это удалось. Нащупал ручку, потянул и понял, что не могу сдвинуть его с места. В отчаянии я глотнул воды и забил ногами. Резиновые сапоги как-то уже не чувствовались, словно их вообще не было. Ящик начал сдвигаться, и вдруг я понял, что меня тянут. Я еще задергался, левой рукой отталкиваясь от любой маломальской опоры, и, совместными усилиями, груз переместился в кабину. Я вынырнул, судорожно хватая ртом воздух. Слава держал меня за ноги.
— Есть! — выдавил я и булькнул обратно. Левое ухо заложило. Яростно дернув ящик, я выбросил ноги наружу и стал сползать в траншею, головой оставаясь в воде. Слава пришел на помощь, и мы вместе выбросили ящик из фургона.
— Фу, бляха-муха! — прохрипел я, сидя по горло в воде. Глина была везде: в волосах, на одежде и даже во рту. Я досыта наглотался этой поганой бурды.
Когда я отдышался, мы переместили груз обычным порядком — на крышу, на берег, где нас ждали верные помощницы, и вчетвером — в лагерь. В желудке у меня противно булькало, он был полон. Сбросив ношу, я рухнул на землю лицом вниз, чувствуя, как каждый удар бешено колотящегося сердца отдается глухим хрипом в глотке и в ухе, где что-то шоркало.
— Илья? — Марина встряхнула меня за плечи. Я лежал пластом, раскинув руки. — С тобой все нормально?
Тут я понял, чего хочу. Я медленно встал на карачки, и меня стошнило рыжеватой водой, в которой плавали остатки завтрака.
— Он надорвался? — жалобно воскликнула Марина.
— Сердце, — встревожилась Ксения, заглядывая мне в лицо, и ее холодные пальцы схватили меня за кисть, нащупывая пульс.