— Этот кинжал, — благоговейно произнес Петрович, — был священным символом федаи. Он почти никогда не доставался из ножен, потому что на лезвии его выгравировано слово «джихад» — «священная война против неверных», которая могла развязаться, если клинок будет обнажен.
Он бережно взял в руки нож и осторожно обхватил рукоятку.
— Страшно, — как-то по-детски улыбнулся Афанасьев и поглядел на меня. — Ты веришь в мистику?
— А кто не верит? — ответил я, имея в виду наших коллег.
Покопавшись как следует в могилах, начинаешь понимать, что в народе легенды о призраках не на пустом месте слагались. Несомненно, потусторонний мир очень тесно связан с миром реальным. Впрочем, я полагал, что все федаи — «жертвующие во имя веры» — уже несколько столетий покоятся на территории Ирана и прилегающих земель, так что опасаться нам нечего. Разве кусок стали пробудит их к жизни? Для подобных историй существует мультфильм «Конан — искатель приключений». Своим мнением я поделился с Петровичем.
— Может быть, ты и прав, — резюмировал он и вытянул кинжал из ножен.
За девятьсот лет лезвие почти не окислилось. Это говорило о высоком качестве стали и мастерстве кузнеца, ее выковавшего. Впрочем, стоит ведь железная колонна в центре Дели.
— Джихад, — прочел Афанасьев, демонстрируя надпись, идущую по клинку справа налево. Меня начал бить озноб. Не знаю почему, может быть, перенервничал сегодня, но мне очень захотелось, чтобы лезвие исчезло. У Петровича тоже затряслись руки, он быстро вложил кинжал в ножны и опустил обратно в ларец.
— Налил бы ты, что ли, чаю, — сказал он.
Я взял чайник и вышел из палатки. Наша с Петровичем кухня — ящики с консервами и примус под натянутым тентом — помещалась слева от входа.
Я остановился, закрыв глаза и обратив лицо к солнцу. Примерно через пару минут меня отпустило, и я почувствовал, как спину припекает. Тогда я забрался в тень и разжег огонь.
Занимаясь кладоискательством, невольно мечтаешь о сокровищах древних царей или просто личных предметах, принадлежавших великим людям. Все мы в меру честолюбивы и хотим увековечить свое имя на экспозиции хотя бы областного краеведческого музея, что иногда и делают, отдавая в дар не представляющую интереса мелочевку. Но тайной и несбыточной мечтой остается найти нечто ценное. В детстве моим кумиром был Генрих Шлиман, откопавший Трою, да и, что там говорить, остался им по сей день. Но теперь все изменилось. Я держал в руках вещи, принадлежавшие реальному человеку, вписавшему в анналы Мировой Истории свои достаточно выразительные строки; мало того, и право нашедшего, по сути, принадлежит тоже мне…