— Не знаю. Наверное, когда почувствуем себя комфортно среди местного населения… Трудно сказать, Джон.— Она быстро взглянула на него.— Хотелось бы мне самой знать ответ на твой вопрос. Хотя…— Она наморщила лоб.— Только не пойми меня превратно, о'кей? Ощущение отчужденности, одиночества для твоего возраста — это вполне естественно.
Джон закатил глаза:
— Мам! Ну, ты опять об этом?
— Я хочу сказать, что в данном возрасте ощущение одиночества и отчужденности может быть выражено гораздо более явно, чем в иное время, и тебе следует учесть это. Если бы даже мы с тобой жили обыкновенной, нормальной жизнью…
— То есть, если бы мой отец не был пришельцем из будущего, если бы мы даже не слышали никогда о Терминаторах, если бы нам никогда не приходилось спасать свои жизни, а заодно и жизни всего населения земли?
Сара стиснула зубы.
— Да,— ровно ответила она, искоса взглянув на сына.— Именно это я и имела в виду. Знаешь, к чему все слова?
— Да уж.— Джон снова сел прямо и махнул рукой.— К тому, что у меня— просто такой возраст…
— Нет, этого я не говорила. Я хотела сказать, что переживания могут быть сильнее из-за того возрастного периода, в котором ты сейчас находишься.— Последовала довольно напряженная пауза.— Джон, я ведь никогда не отмахивалась от тебя и ни разу не отнеслась легкомысленно. Более того, я не собираюсь этого делать впредь.
— Знаю, мам. Я только хочу…
Он не закончил фразу, слишком утомленный затянувшимся разговором, однако Сара и без того прекрасно поняла его мысль.
— Я тоже, милый мой.
О том, что тревожило его сильнее всего, Джон заговорил лишь тогда, когда они подъезжали к дому. Делая вид, что смотрит на дорогу впереди, он внимательно наблюдал за матерью краешком глаза. Она выглядела усталой и измотанной. Материнское лицо словно застыло в мягкой, деликатной гримасе, за которой скрывалось раздражение. Наверное, это выработалось с опытом, поскольку добрую половину жизни ей приходилось сохранять невозмутимый вид.
Джон повернулся к боковому окну. После появления Терминатора, узнав правду о безнадежной борьбе, которую матери пришлось вести в одиночку, он восхищался силой ее духа. Теперь, когда будущему ничто не угрожало, дух этой женщины слабел на глазах. Исчезло самое главное— жизненная цель. Джон это прекрасно понимал, а потому искренне ей сочувствовал. Сколько раз, бессонными ночами, ему самому доводилось представлять то прекрасное будущее, в котором для него не было места…
Разочарование, одиночество и откровенная скука сказывались на них обоих. Порой Джон даже ужасался тому, какие желания все это будило в нем. Но его мама, кажется, в самом деле, поддалась этим желаниям. Что-что, а уж страх он безошибочно распознавал и в себе, и в других… Сейчас стоило, кажется, бояться за свою мать.