Мысли, не столько печальные, сколько тяжелые в своей неожиданности, стали погружать меня в пучину самокопания, в которую я не погружался ни разу в жизни. Признаюсь, и в этот раз мне не удалось нырнуть так глубоко, чтобы отыскать хоть что-то. Я решил позволить себе воспользоваться привилегией всех детей и глупцов — не думать о завтрашнем дне. Это было весьма незатруднительно — просто забыть о границе в три с половиной года и продолжать наслаждаться жизнью. В этот самый момент на небе снова засветилась дорожка упавшей звезды. Теперь народ не зевал и бурно охал и ахал, попутно замолкая, загадывая самые заветные желания. На какой-то миг общей мании поддался и я, но вряд ли мое желание хоть когда-нибудь сорвется с моих же уст. Потому как оно было загадано так глубоко и так внезапно для меня, что я даже не смог его осознать, не то что запомнить.
Благо времени снова погружаться в бездну собственных мыслей у меня уже не нашлось. Прямо перед нами из ночной мглы выросли стены древнего города. Это не были каменные или деревянные стены, скорее их создали магией, спрессованным песком и известняком. От этого создавалось впечатление, что стоишь перед пятью метрами из чистого белого золота. Массивные ворота почему-то зеленого цвета были также созданы при помощи чародейства и неизвестной мне породы дерева. На четырех башнях, расположенных по углам чудного строения, горели жаркие костры, выхватывая из мглы фигуры дозорных. Сам город был сокрыт от нашего взора, вокруг Нала-Су не было ни единого бархана, на который можно было бы взобраться и осмотреться. Город располагался посреди озера из песка. Но даже на таком расстоянии я ощущал, как полегчал воздух от влаги оазиса, как свободнее стало дышать благодаря растительности, скрытой стенами, как спокойнее бьется сердце и постепенно уходит страх перед Великими песками. Это место, крупнейший оазис, умиротворяло, будто действительно было единственным островком жизни на многие мили вокруг.
Вскоре караван собрался приблизительно в полукилометре от стен и стал разбивать ночлежку. Солнце уже скрылось, но луна, огромная полная луна, светила так ярко, что можно было различить часового, идущего по парапету. Михейм, собрав своих приближенных кехелов, отправился на торговые переговоры, оставив за главного Хасима. Прыткий юноша тут же начал суетиться по лагерю, слишком рьяно выполняя возложенные на него обязанности.
Когда Мия закончила с навесом, я уже почти напоил лис, у которых явно с календарем не все в порядке, ошиблись они с датой начала брачного периода. Потрепав за ушами Вайта, который тихо, но беззлобно рычал на меня, будто прося поскорее свалить, я решил последовать совету лиса и отошел к навесу. Привычно развалившись на странноватом ковре, вновь открыл дневник.