Дом был хороший, крупный, с массивными бревнами у основания, ухоженным огородом, маленькой банькой и некрупным амбаром. Что же он делает в бедном районе? Просто когда сюда заезжали нынешние хозяева, дом действительно был убогим, но наш брат труда не боится… Единственное, что разбивало образ аккуратного жилища, — это изрезанный царапинами косяк входной двери, причем факел водрузили таким образом, будто специально хотели подсветить эту паутинку.
Я, нисколько не боясь и не стесняясь, перегнулся через калитку и отодвинул задвижку. Эти задвижки вообще скорее для антуража, чем для какой-то реальной защиты. Подойдя к дому, все так же держа в левой руке уже потеплевшую ладошку дочери визиря, я провел пальцами правой по косяку. Царапины не были старыми, возникало такое ощущение, будто их подновляют чуть ли не каждый день. Я прикрыл глаза и, глубоко вздохнув, постучал в дверь. Спустя пару минут раздались шаги.
— Кто такие? — Дверь открыла пожилая женщина. Она была высокого роста и крепко сбитой. Седые волосы стянуты в тугую косу, а в мозолистых руках — длинная скалка, которая в это мгновение казалась пострашнее наточенного бастарда. Из одежды на крестьянке простой, но приятный сарафан, а на ногах — ладные сапожки, которые и не у каждой горожанки найдутся.
Засунув руку за пояс, я вытащил из потайного кармашка одну из последних золотых монет. Их у меня осталось всего четыре.
— Не пустите ли переночевать на сеновале? — спросил я, протягивая монетку.
Вы, наверное, пальцем у виска крутите: предлагать крестьянину целый золотой за постой разве что не в хлеву!
— У нас на сеновале крыша протекает и кот шальной ходит, — покачала головой женщина. На старуху она ну никак не тянула.
Я убрал золотой, а из другого кармашка достал последнюю серебруху:
— Не пустите ли переночевать на чердаке?
Хозяйка покачала головой во второй раз:
— Чердак весь в пыли и мусоре.
Тогда я в третий раз сменил деньгу, достав медную монетку:
— Не пустите ли нас переночевать в свободной комнате?
— Старый! — раздался крик. — К тебе тут пришли! А вы проходите, нечего на ночь глядя на пороге толкаться.
Я улыбнулся и спрятал монету, а наткнувшись на полные недоумения зеленые глаза, поддался какому-то наитию и подмигнул.
Внутри все было так же, как и в нашем с Добряком срубе. Ну почти так же. А если честно, то это все равно что сравнивать номер «люкс» и наркоманский хостел. У нас были земляные полы, из которых частенько вылезали черви. Здесь же пол деревянный, залитый смолой, потом посыпанный песком и сверху укрытый досками. Потолок из колотых пополам бревен, уложенных на поперечную балку, и вся эта конструкция обмазана глиной. Стены же обиты липовыми досками, а внизу стояли резные лавочки. Выше виднелись аккуратные полочки с разным добром. На окнах висели занавески, а это уже в принципе нонсенс. В поселке еще ладно, но в деревушке, фактически на хуторке, это признак зажиточности. Наверное, странно говорить про зажиточность, когда в доме живут два человека в возрасте, то есть ни в мастерской, ни в поле не поработаешь. Но все объясняется одним простым фактом.