– Помнишь, мы говорили о счастье? – спросил любимый, глядя на меня печальными глазами, в уголках которых спрятались остатки слез.
– Да.
– Странно, но смысл этого слова окончательно понимаешь, когда уже ничего нельзя вернуть. Когда переходишь черту. Когда все заканчивается. Вот теперь я понял, что такое счастье.
– И что же?
Он смотрел в мои глаза, а я – в его.
Сказал тихо:
– Счастье – когда перед тем, как уйти навсегда, ты успеваешь проститься.
Слезы покатились по моим щекам, через пару секунд – по его. Дотоле белая маска приобрела живые черты. Отныне это было истинное лицо. Живущее, чувствующее, любящее.
Мы оба хотели проститься. Еще давно, с самого первого дня. И мы простились. Это было долгое сладострастное и болезненное прощание огня и льда.
Я проснулась одна, на постели отца, который никогда не был моим отцом. Валеры рядом не было. Я потянулась, посмотрела на часы – они показывали без четверти одиннадцать – и встала. Собрала валяющиеся тут и там предметы одежды, напялила их на себя и удалилась из комнаты в поисках ненаглядного.
Возлюбленный ошивался на кухне, готовя мне завтрак. Я счастливо рассмеялась и сказала:
– По-моему, я втюрилась.
– А? – обернулся он. – С добрым утром, солнышко. Что ты говоришь?
Я почувствовала неприятный укол: эта ситуация дико напомнила мне случай с Кириллом у реки. Он признался мне в своей влюбленности, а я не расслышала, занятая своими мыслями. Теперь все повторилось с точностью до наоборот. Но я не стану убегать и обижаться.
– С добрым утром, ранняя пташка!
– А-а, – решил он, что я повторила. – Я такой, я всегда рано встаю. – Подумав, добавил: – Мне кажется. Настаивать не стану, твердо знаю только ту информацию, что значится на моем надгробии. – Он говорил настолько бодро, что мне стало за него по-настоящему страшно, но виду я не подала. Просто подошла и обняла сзади. – Ничего, зато теперь я хоть знаю точную дату своего рождения. Не поверишь, но я этого не помнил! – Он снял с доски овалы копченой колбасы и разложил на два кусочка белого хлеба. – Мне уже тридцать два, подумать только… Чай сама нальешь?
– Налью, спасибо, – улыбнулась я.
Итак, ему тридцать два. А мне всего двадцать один. Ну это ничего, совсем скоро я его догоню, он же не будет стареть. Или будет? Блин, эти зомби такие малопознанные, учиться придется на своих ошибках, а я, как умная, привыкла на чужих. Что поделать, может, я еще и прикладную энциклопедию выпущу, «Ручные зомби» там или «Как выйти замуж за мертвеца».
– Посиди со мной, – попросила я, садясь за стол.
– Конечно.