* * *
За границей друг у друга прямо из рук вырывали маленькую газетку, которая сообщала удивительную и поразительную новость. Фридрих II писал в Потсдам:
— Петр дурак, что позволил лишить себя трона, как ребенок, которого взрослые посылают спать.
Любовь брала верх над благоразумием, у Понятовского, сидевшего в Варшаве, было только одно желание, одно стремление: переехать через границу во что бы то ни стало, чтобы, наконец, быть вместе с восторжествовавшей венценосной возлюбленной. Он готов был с ней разделить участь, ложе и ее триумфы. Он постоянно был настороже, с лихорадочным нетерпением ждал он письма, зовущего его туда.
Как он был поражен первым известием, полученным им от Екатерины, когда дрожащими от волнения пальцами он развернул ее письмо!
«Если вы явитесь сюда, то рискуете тем, что нас убьют обоих, завтра напишу более подробно».
Григорий Орлов и его четверо братьев не остановились бы ни перед чем; они столпились вокруг Екатерины, охраняя свою царственную любовницу, которую они по-семейному запросто передавали друг другу.
Каким образом избавиться от стесняемого теперь Понятовского! Хитрая здравомыслящая Екатерина тут нашла выход. Даром, которым она надеялась заглушить горесть разлуки, был трон Польши.
Целое царство — это весьма галантный дар, и, не теряя времени, она сообщила Понятовскому о принятом ею решении. Не колеблясь и не задумываясь, писала она ему на листе, окаймленным золотом:
«2 августа 1762 г.
Я посылаю графа Кайзерлинга, польского посла, чтобы сделать вас королем ввиду смерти последнего. Все умы здесь еще заняты брожением; прошу вас воздержаться от приезда сюда, чтобы не увеличить волнений.
Милосердный Бог привел все к намеченному концу, и это более чудесно, чем события, которые предвиделись и подготавливались исподволь, ибо не могут столько счастливых комбинаций слиться воедино без участия руки провидения.
Я получила ваше письмо. Регулярная переписка стала бы причиной тысячи всяких неудобств, да некогда писать любовные письма, могущие повредить мне. Я очень занята, у меня тысячу обязанностей. Я сделаю все для вас и вашей семьи, но вместе с тем я чувствую тяжесть правления.
Прощайте. На свете много необычных положений».
Действительно, необычное положение! Европа выжидала успеха, чтобы рукоплескать Вольтеру, но Вольтер не стал ждать, а прямо написал мадам дю Деффань.
«Я прекрасно знаю, что Катишь ставят в вину несколько пустяков относительно судьбы ее супруга, но это семейные дела, и я в них не вмешиваюсь».