Завадовский, хорват Зорич, Корсаков, гвардеец, певший тенором; нежный и верный Ланской, шпион Архаров, «белый арап» Ермолов, Мамонов и Зубов следовали один за одним, отдавая ей расцвет своей юности. Случай выдвигает их, каприз бросает, как лимон, выжатый опытными руками.
Но каждый раз Екатерина все сызнова вносила в новую связь надежды и неизменную веселость. Однако, как только ее желание было насыщено, — она пыталась найти в другом месте что-либо, могущее вдохнуть новую страсть в ее одряхлевшем теле. Свежего рта, черных очей или матовой кожи было достаточно, чтобы сызнова разжечь в ней желание.
— Раз прерван магнетический ток, — надо найти новый аккумулятор, — такого мнения придерживалась Екатерина.
— Вчера я любила его, сегодня не люблю больше.
Но она была уверена всегда в том, что сама любила искренно.
Тем, кто только разъезжает в карете, для кого дворец является тюрьмой, будь даже из мрамора, яшмы, серебра и малахита, к кому приближаются только с комплиментом на устах, кадя вечным фимиамом лести, тем простительно иметь подобные иллюзии. Екатерина не была помешана на любви, в ней жила вечно женственная, вечно юная и неумирающая жажда любить и быть любимой. Она не разбиралась в искусстве, не была чуткой к художественным достоинствам. Ее просто привлекала красота в любых видах. Хотя у нее не было утонченного вкуса, но она покупала картины, книги, камеи, с неимоверной страстью собирала целые коллекции. Как капитан, чувствующий себя на корабле владыкой волн, гордо взирает вдаль — так Екатерина часто ходила вокруг своих сокровищ, глядя на них, но не замечая их достоинств. Художники были для нее просто орудиями для выполнения ее прихотей, философы — по ее мнению — были живой газетой, любовники — развлечением. Она властвовала над всем, так как сама не привязывалась ни к чему, кроме огромной, нетронутой почти страны, с которой она связала свое имя.
Взгляните на ее портреты, сколько в них аксессуаров! Испуганный купидон приподнимает занавес; на горизонте проходит корабль, теряющийся вдали; на верхушке ее скипетра вделай бриллиант, подаренный ей Орловым, величиной почти с яблоко, он тяжелее любых угрызений совести. Собрав губы бантиком, она царила над рабски подчиненным народом, забрасывая потомство победами, одержанными ее любовниками, полководцами, прошедшими через ее альков, редко бывшими под неприятельским огнем, но зато выдержавшими ее пыл, они каким-то чудом завоевали новые края, которые клали к ее ногам, как простое цветочное подношение.
В чем же гении Екатерины? Почему так блещет ее имя славой? Почему еще при жизни ее обессмертили? Принц Генрих Прусский, завидуя этой провинциалочке, которая развернулась так блестяще, заявлял, что в другой стране она блистала бы меньше, хотя была бы и там умнее своих окружающих.