Картина джентльмена, строго отчитывающего свою служащую прямо на улице, была довольно необычной; несколько прохожих с любопытством обернулись, а одна дама даже возмущённо прокомментировала нынешние нравы своей спутнице. Бедняжка секретарша, видимо осознавая всю бесполезность каких бы то ни было оправданий, молчала, склонив голову в шляпке с круглыми полями.
— Инспектор, я непременно поделюсь с вами всеми своими мыслями, но пока они ещё не вполне оформлены. Поговорите с Гаем Флитгейлом, и тогда мы сможем сделать какие-то выводы.
— Мы! Мы сможем сделать выводы! — фыркнул Суон, — Быть может, вам стоит поступить на службу в Скотланд-Ярд?
— Не стоит. Я вовсе не собираюсь отнимать у вас хлеб.
— Вот и чудно. А то я уж было испугался, — буркнул Суон.
Против всякого ожидания, отчитанная секретарша остановилась, вскинула на своего бранчливого начальника ясный, почти любовный взгляд, и одарила его сияющей, немного лукавой, но бесконечно безоблачной улыбкой. Как ни удивительно, тот, слегка поборовшись с собой, тоже расплылся в улыбке. Теперь картина выглядела и вовсе странной.
* * *
С некоторых пор Гай стал опасаться визитов почтальона. После печального сообщения от Азиатского общества и письма анонимного собирателя древностей, он с опаской прислушивался к стукам в дверь.
Тот день он собирался провести дома, и заняться, наконец, составлением индекса к монографии по нубийским древностям. Начало дня казалось вполне спокойным, и Гай решил немного полениться, прежде чем сесть за стол. Полулёжа в кресле и листая журнал, доктор Флитгейл пытался собрать воедино впечатления прошедших дней. Признаться, вся неделя была выходящей из ряда вон, и, глядя на себя будто со стороны, он не узнавал Гая Флитгейла. Сперва он посещает прорицательницу, потом садится за спиритический столик, затем получает анонимное письмо и мчится на встречу в пошлейший ресторан, где теряет целый вечер, наблюдая за плясками японского кордебалета.
Потом — Ива. Гай отчего-то с опаской осмотрелся, будто опасался увидеть в своей неприбранной гостиной Иву собственной персоной; затем шумно выдохнул, пытаясь сбросить с себя наваждение, и затосковал. Вероятно, посещение её салона и участие в спиритическом сеансе были наибольшими глупостями, до сих пор совершёнными им в жизни. Нет, не то, чтобы он был разочарован, скорее наоборот. Он слишком явно осознал силу, которой обладала эта странная молодая леди; но он чувствовал, что слишком приблизился к той грани, которая разделяет привычную ему реальность и мир иной.
Как археолог, он часто стоял на этом пороге, но своим сознанием он всегда оставался на освещённой стороне, не позволяя потусторонней тени даже коснуться своих мыслей. Теперь, когда он перешагнул этот порог, тень казалась всё более и более заманчивой, и, так сказать, — многообещающей. В смысле размышлений об истории и древности. Он хотел провести этот день в покое и тишине, и попробовать разобраться в собственных ощущениях. Вечером, несомненно, придётся уделить некоторое время Флоренс, но хотя бы утро…