Тайна Золотой долины [Издание 1958 г.] (Клёпов) - страница 108

Наведывался ко мне капитан Любомиров, рассказывал о том, как поймали человека, который интересовался Золотой долиной, пытался выяснить что-то о дяде Паше, а я смотрел на него и даже не понимал, о чём он говорит.

В день похорон Галины Петровны я добился, чтобы меня взяли на кладбище. Меня посадили рядом с Лёвкой на грузовик, украшенный ковром и цветами, а перед нами стоял гроб. На жёлтом маленьком лице Галины Петровны была улыбка, от толчков голова её покачивалась из стороны в сторону, словно она мягко упрекала нас и хотела сказать:

«Глупые вы, глупые! И зачем вы всё это наделали?»

На тротуаре стояло очень много людей. Все они смотрели на машину с гробом и на нас с Лёвкой.

— Это, что же, сыновья её? — услышал я разговор в толпе.

— Один — сын, а другой — тот самый Молокоедов.

— Это который же?

— Да длинный-то…

— Смотри-ка, а на вид смирный…

— Смирный!.. Вот из-за такой глисты и погибла женщина.

Мне стало казаться, что все, кто шёл за гробом и толпился на тротуарах, смотрят только на меня и все думают, какой я негодяй и мерзавец. Хотелось, спрыгнуть и скрыться, чтобы не торчать у этих людей на глазах, но остановить машину было неудобно, и мне пришлось корчиться от стыда до самого кладбища.

После похорон я категорически отказался вернуться в больницу, и меня перевезли домой. В квартире всё уже было расставлено по-прежнему, только у стенки на полу отчётливо выделялся жёлтый прямоугольник, напоминая о том, что вот здесь стояло пианино, которое продали из-за моих нелепых поступков.

Там, где раньше висел портрет Джека Лондона, мама повесила большой портрет Галины Петровны. Она сделала это, конечно, мне в назидание, но я бы и сам теперь не осмелился показывать свою близость к «другу смелых и отважных». Кстати, его портрет так и остался в заброшенной старой хижине на берегу Зверюги.

Из больницы нам дали кресло на колёсах, и Белка катала теперь меня по комнате от кровати к столу и к окну, пока не было дома мамы.

— И зачем тебя потащило в Золотую долину? — спросила как-то Белка.

Я хотел сказать ей, что поехал в Золотую долину, чтобы добывать золото и покупать танки, но язык не повернулся — стыдно стало.

У Лёвки никого родных в городе не осталось, он был теперь круглый сирота. Мама сказала, что хорошо бы его взять к нам, и я очень этому обрадовался. Мы договорились с дядей Пашей и домоуправлением, и дядя Паша перешёл жить в комнату Гомзиных, а в его комнате, смежной с нашей, поселились мы с Лёвкой.

До учёбы никого из нас — ни меня, ни Лёвку, ни Димку — не допустили, делать нам было совсем нечего, и от этого на душе было противно. С самого утра Белка или Лёвка подкатывали меня на кресле к окну, и мы целыми днями смотрели на то, что происходило во дворе. Но он до самого обеда был почти пустой — все работали и учились. Потом начинали появляться из школы ребята. Уже по их виду мы сразу узнавали, кто какую отметку получил. Одни бежали сломя голову, торопясь обрадовать родных, другие останавливались на каждом шагу и рассказывали что-то своим товарищам.