— Я туда не пойду, — сказала Влада твёрдо. Возможно, теперь она ощущала угрозу гораздо сильнее, но Кир держал её за руку, и сбегать она бы не стала: это сколько же воли нужно, чтобы бежать, у неё столько не осталось. — Зачем нам опять туда идти? Я же сказала, что в подвале никого нет.
— Пойдём.
Она упиралась. Следы в снегу делались длинными и бесформенными, наст трескался. Влада вцепилась в ладонь Киру обеими руками, поцарапала. Ногти её были короткими и нестрашными, и кричать она не могла. Да и что толку кричать — вблизи старой школы был только детский сад — не старый, но закрытый на праздники, — и бетонная стена завода. До жилья по снежному насту шагать и шагать.
Дверь поддалась легко, как будто ждала их появления. К школьных коридорах ещё хранились вчерашние следы, как древние реликвии. Часто дыша, Влада прижалась к стене. Пока она вырывалась, она успела заметить пистолет под курткой Кира. Ветер захлопнул дверь за ними.
Подвал был открыт, лавка — отодвинута в сторону. В полумраке последнего лестничного пролёта валялись старые доски, поломанные стулья. Влезь неосторожно — переломаешь ноги. Влада смотрела на Кира исподлобья, короткие волосы падали из-под капюшона на лицо.
— Ты с ума сошёл? Объясни мне. Чего ты хочешь? Кир, мне страшно! — Она старалась говорить спокойно, но эту последнюю фразу прокричала в подступающей истерике.
Глупо было бы утверждать, что он не нервничал. Сердце колотилось ничуть не медленнее, чем у Влады. Но на лицо намёрз панцирь спокойствия.
Влада увидела что-то в его глазах, то, что ответило на её вопрос. Она развернулась и рванула к лестнице на второй этаж. Не учла только, что слежавшийся снег и ледяная корка под ним не дадут ей подняться. Она увязла почти по пояс и повалилась, едва успев выставить перед собой руки.
«Нельзя верить. Она будет уговаривать, умолять, плакать, но верить нельзя. Дашь слабину — и тут же проиграешь».
Кир подцепил её за капюшон и стащил вниз.
— Чего ты хочешь? — Она простужено шмыгала носом и дрожала.
— Хочу вернуть тот август, когда ты заняла её место. — В горле тоже поселился мороз, потому и голос был хриплым. Кир держал её за полупустую куртку — она была такая худая, что выпадала даже из собственной куртки, такая — чужая, не его.
— Ты с ума сошёл, — сдавленно проговорила Влада. Её глаза сделались большими и тёмными. Она не вырывалась больше, только смотрела. — Ты же сошёл с ума, это тебя нужно лечить, а не меня. Ты шутишь, скажи, что шутишь.
Она заплакала, стиснув зубы, и почти не сопротивлялась, пока Кир тащил её по лестнице в подвал. Сзади снегом осыпалось прошлое. Всё, что он знал: этого декабря не существует. Всё оборвалось в августе, когда он уехал и оставил Владу здесь, а что было потом — сон, ложь, насмешливая гримаса реальности.