Перестроив своих люденов нужной словесной командой, он настроил их на отбор мяча. К Роме прилепил одного телохранителя-подыгровщика, а сам расслабился и приготовился играть. И тут же получил удар в бедро прямой ногой. Боль прошла серой молнией в мозг, и Юра рухнул как подкошенный. «Вот и поиграли, Валентин Анатольевич», — успел подумать Бобров, увидев вскочившего с тренерского кресла Проскурина. Но лежать было бесполезно — медицинские бригады упразднили шесть лет назад «для динамичности зрелища». Оставалось или уползать, или играть дальше. «Не получить ещё раз теперь главное». Он успел отпрыгнуть на одной ноге от пробегающего тараном рядом аргентинца, который избрал своей целью Васильева. А Ромка меж тем, получив пас, летел сапсаном на ворота. Его скорость позволяла проскакивать разреженные и не ориентированные на оборону защитные порядки противника. Помеха оставалась одна — возле ворот обосновался головорез-охранник вратаря. Он уже занёс свою кочергу, чтобы срубить легконого нападающего. Бобров, кое-как доковыляв до штрафной, успел крикнуть Роминому помощнику: «Взять его», и тот ломанул на головореза, поставил заслон Васильеву. Рома, не имея шансов протолкнуть мяч мимо вратаря, откатил его Боброву — тот в кривом подкате вогнал в сетку ворот. Хромая, он принимал поздравления партнёров.
Тишина, сразу после гола, сменилась неимоверным гулом. С трибун полетели различные предметы.
— Нужно забить ещё парочку, — Бобров не просил, он отдавал распоряжение своей команде. Робинсон-Проскурин показывал ему большой палец и спокойно улыбался. Но только после второго гола, когда он, ковыляя, вновь пригнал свою команду в атаку и на этот раз сам отдал пас Васильеву, который рубанул в «девятку», Боброву подумалось: «Кажется, получается».
На перерыв им пришлось пробегать под щитами охранников, так как с трибун продолжали лететь увесистые и опасные штуковины.
В раздевалке врач вынес неутешительный вердикт «ушиб мышцы» и рекомендовал замену.
— А вообще удивительно, как он не сломал тебе ногу, — покачал головой Шангрилу, индиец, который знал русский и был дельным эскулапом.
— Ну вот и добегаю хотя бы до третьего гола, — решил за себя Юра.
— К чему этот героизм? Видишь же, что удаётся, — возразил ему Проскурин.
— Как раз чую опасность, Валентин Анатольевич. Они ж сейчас озверевшие вновь выйдут. А наших «умников» не перестроишь сейчас. Только на поле я их командой могу подхлестнуть. Как-нибудь сдюжу, вроде и не болит уже, — тут Юра покривил душой — тягучая боль острым шилом продырявливала левую ногу.