Совсем рядом с ними живой рекламой путешествия в Японию заливисто смеялись над мисками с лапшой две девушки в цветастых кимоно. Секретарши, должно быть.
Или телефонистки, подумал отчего-то Пол. Может, из-за кимоно с огромными бантами девушки выглядели как-то... несовременно. Словно на старой черно-белой фотографии. Одна из девушек вдруг перестала смеяться и будто случайно посмотрела на Пола. Но случайный взгляд не бывает таким пристальным, таким сумрачным. Ему снова, как в больнице, показалось, что пахнет горелым.
Садако?
Пол отогнал воспоминание о том, что ему привиделось в заброшенном крыле госпиталя. Так же как отгонял, заталкивал в самый дальний угол памяти белую пыль и расплющенные тела на асфальте.
Губы девушки раскрылись, сложили слово:
«Зачем?»
— Господин Тиббетс?
Тоши глядел с беспокойством. Даже — с сочувствием.
— Что это вы там увидели?
Пол неловко улыбнулся. Показал Тоши на соседний столик — но тот уже опустел.
***
Ладно, сказал он себе, ты давно уже вырос из детских ужастиков. Все, что тебе кажется, — твои собственные страхи. Страх за Эбби, тогда, в больнице. Знакомая и саднящая боязнь потери. Паника — перед всем, что может еще произойти. Господи, да он и в самолете летел, вцепившись в подлокотники кресел.
Говорят, по «граунд зеро» до сих пор бродят призраки клерков, чей рабочий день так никогда и не закончился. Может, ходит там и менеджер, с которым у Пола в тот день была назначена встреча. И недовольно смотрит на часы, потому что Пол опаздывает...
Мэри права: давно уже следовало к кому-нибудь обратиться. Он пойдет к психиатру, как только вернется. Иначе тревога так и будет разъедать его действительность...
Когда он вернулся в отель, на футоне снова сидела бумажная птица. Уже никого не стесняясь, Пол изорвал ее, отряхнул с пальцев остатки бумаги. Тенью из коридора на него укоризненно смотрела хозяйка отеля.
Краем глаза он увидел, что иероглифы на картине опять поменялись. Новое хайку было еще тоскливее:
Рис не собрали,
А зима пришла в Хиросиму,
Черный снег лежит...
Пол поежился.
***
Когда-то они с Мэри возили дочь в Диснейленд. Эбби сразу влюбилась в парк, выглядевший как ожившая и легализованная детская фантазия. А Полу очень скоро стало не по себе. Слишком слащавым было все вокруг — кукольные домики по обе стороны Мэйн-стрит, розовая вата в ларьках, песни, исполняемые голосами оживших кукол. Пол удивлялся, как работающие там люди не сходят с ума.
Так же и этот город. Аккуратный, свежий, на переливающейся воде — и не догадаешься, что стоит на пепле. И все какое-то кукольное, субтильное — люди, газоны, порции в ресторанах, нежный запах лепестков под дождем. Ему хотелось прочь, к вокзально-дымным запахам Нью-Йорка, к тройным чизбургерам с колой. К чему-то настоящему.