Они стояли на балконе отеля, и с балкона Дублин казался городом из сна.
— Лоло, Лоло, что это такое? Это не Земля... Я попросила кофе со сливками, а они даже не знают, что это такое...
— Я заказал в ресторане бокал «Кот дю Рон», так на меня смотрели, как на идиота... Конечно, с тех пор как на Роне космодром... Но я, знаешь, как-то упустил это из виду, как-то... забыл.
— У них такой акцент. То есть совсем нет акцента — ты заметил?
— Жуть какая-то. Марсельца не отличишь от бретонца. Приехали, Галасоюз, речевая норма — так ее...
— А как они на нас таращатся...
— «Вы что, с корабля»? — произнесли они хором и рассмеялись.
— О Господи, мы никогда не вернемся на Землю — да?
— Неправда, глупая, — прошептал Лоран, прижимая ее к себе, — неправда. Это мы — Земля. Мы...
— Они вырубили все яблони, — тихо сказала Шивон.
— Ничего, — сказал Лоран. — Ничего...
— Лоло... слушай... кофе запретили... А это — может, тоже запретили?
— Пусть попробуют, — лаконично отвечал Лоран. Он остался французом, как бы ни изменилась его Франция.
Он снова нашел ее губы, и больше она ни о чем не спрашивала. За окном гудел город, чужим сердцем билась незнакомая музыка в барах, и венерианские аррихи распространяли в воздухе беспокоящий, горьковатый запах.
***
Потом Лоран уехал к себе в Довиль, а Шивон улетела в Балликасл. Ходила по берегу моря — небольшому отрезку, выгороженному для туристов, где скалы и трава по-прежнему были настоящими. Вроде бы долгожданное родное море — но ничего особенного не чувствуешь, это просто еще один город, где пришлось побывать.
Просто еще одна планета.
И все-таки — Шивон стала перебирать на память все свои рейсы: есть ли во Вселенной другое место, где ей хотелось бы жить?
Разве что — на Омеле, где она как-то отмечала Рождество. К тем планеткам, где проводишь праздники, всегда испытываешь особую нежность.
Тихая ночь, святая ночь
— Пожалуйста, укажите планету, с которой вы прибыли, — попросил автомат.
«Земля», — нажала Шивон.
Узкая кабинка с темно-бордовой занавеской напоминала одновременно аппарат «быстрого фото» и конфессионал тесной старой церковки в Баллиноре.
— Пожалуйста, выберите вашу конфессию, — сказал автомат.
Шивон выбрала «католичество».
— Пожалуйста, выберите язык исповеди...
«Английский, Северная Ирландия», — нажала она.
Голос, которым ее поприветствовал автомат, был действительно голосом ирландского католического священника — этакого отца О’Рейли, доброго и философствующего со своей паствой, втихую пьющего и ходящего на регби по воскресеньям. Типичного, одним словом.
Слишком типичного.