Жозеф объяснил, что из Управы, только не из этого города; приехал по поручению и теперь ищет, как пройти в Лабиринт.
— А зачем?
— У нас человек пропал. — Он зачем-то вытащил из портфеля фотографию. Ее внимательно рассмотрели. — Насколько мы понимаем — заплутал в воспоминаниях.
— Давние получаются воспоминания... — протянул парень.
— Давние, — сказал Жозеф.
— Из какой эпохи? — поинтересовалась девчонка с перьями.
— Цыц, Артано, — сказали ей. — Дай взрослым поговорить.
— Зайти-то с любой точки можно, — нахмурил брови Линдир. — Вот где выйти, надо смотреть. У нас город такой... жесткий. Цепкий. Я вон раз вошел — так если б не гитара, кранты бы. Вы карту дайте, я отмечу... Хотя, конечно... — Парень оглянулся на своих. — Если воспоминания такой давности, то у нас в городе одно место, верно?
***
Жозеф зашел в местное кафе, удивился набору всяких капучино — чуть ли не с кокосовой стружкой. Но шоколадного мусса у них все равно не было. Жозеф заказал эспрессо, раскрыл папку с документами и сосредоточился. Выданную в управе бумажку с адресом и телефоном старой квартиры Манжено он тщательно свернул и убрал в карман. Вздохнул, снова вынул карточку и положил ее прямо на обведенную фломастером область. Фотографии ему дали две: старинную и современную, цифровую. У женщин на двух карточках был одинаковый взгляд. Темные зрачки, расширенные оттого, что чересчур внимательно смотрели в объектив. Ускользающее настроение — печаль, ожидание... дальше не понять. Желтовато-серое лицо, четко, как острым карандашом, выведена каждая черта.
Так бывает, когда долго смотришь на старые фотографии — кажется, что тебе пытаются что-то сказать, докричаться до тебя из вечной тюрьмы застывших черно-белых зарослей, игрушечного морского пейзажа.
«Сонечка Ламберт» — фиолетовыми каллиграфическими буквами на обороте. Что же такого забыла здесь Сонечка? Софи Манжено умерла в Париже, на улице Вожирар. Сабин, ее внучка, пропала, приехав на историческую родину. Подняли тревогу; сперва искала милиция, а затем, видно, голова почувствовал что-то неладное в ткани заднего города и позвонил в Париж.
Похоронили бабку честь по чести во Франции, но Жозеф знал, что это ни о чем не говорит. Софи скончалась недавно, а чувство вины перед мертвым может затянуть очень далеко... и надолго.
Все-таки весьма странно, что ему не дали напарника. Хотя бы чтоб проследить за тем, что он делает. Впрочем... «Уважаемые постояльцы, не поливайте цветы, а то микрофоны ржавеют». Жозеф невесело усмехнулся старой шутке и тогда только понял, что с ним. Древняя, еле заметная паранойя. Какие-то силы здесь уже заработали против него.