— Мадемуазель Манжено? Сабин Манжено?
Она обернулась испуганно:
— Да...
— Вы меня, наверное, не помните... Я знал вашу бабушку, Софи...
— Ах да, — она посмотрела на него, не видя. — Я как раз должна кое-что для нее забрать...
— Шкатулку?
— А откуда вы знаете? — без удивления, рассеянно. Вот вам и узелок...
— И давно вы ищете?
— Давно. Не знаю. Не помню.
Жозеф прикинул, что, пожалуй, лучше проводить ее до дома и поглядеть, не найдется ли шкатулка. Может быть, тогда город их отпустит...
Так они и шли по пустынной улице — два молчаливых призрака. Где-то недалеко выкрикивали считалку дети, навсегда оставшиеся в Лабиринте.
«Церберов» у подъезда не было, зато дожидалась черная машина; из окна вился сигаретный дымок. «Воронок», так их называли.
На месте давешней железной двери оказалась резная деревянная. Жозеф толкнул ее, нырнул в темный подъезд и стал тихонько подниматься по лестнице — к доносившемуся сверху шуму и резким голосам. Сабин следовала за ним, опасливо держась за перила.
Дверь на втором этаже была распахнута, без стыда являя внутренности перетряхнутой, разоренной квартиры. У самой двери очень прямо, вздернув подбородок, стояла девушка. Весьма похожая на ту, в беседке.
— Это семейная реликвия, — сказала она.
— Реликвия, реликвия... от дворянских предков осталась? А письма эти — тоже реликвия? — Черный человек распахнул шкатулку, вытряхнул на ковер пачку конвертов с яркими марками. — Иностранщина эта?
— Пойдемте отсюда, — шепнул Жозеф. — Мы ничем не поможем.
Сабин посмотрела на него внезапно проснувшимися глазами:
— Это... это же тетя Верочка... Как же так получилось?
— Сабин!
— Д-да...
— Вы хотите домой?
— Хочу...
— Где ваш дом? Скажите мне свой домашний адрес, живо!
— Э…э… — голос у нее вдруг стал странно детским. — Вознесенский проспект… н-номер…
— Сабин! Что находится рядом с вашим домом? Куда вы ходите в магазин? А?
— В «Шампьон», — сказала она и вдруг проморгалась. — Что это я… Конечно, мой адрес — улица Лекурб, тридцать пять, в пятнадцатом…
Ф-фу…
— Бежим!
Далеко не убежали. Скатились кубарем по лестнице — а во дворе им перегородили дорогу люди в кожаных куртках. Одинаково хмурые, одинаково безликие.
— Куда это вы собрались?
Жозеф плотнее ухватил Сабин под руку.
— Мы не местные, — сказал он твердо. — Мы возвращаемся домой.
— Домой? — Парень в плотно сидящей ушанке выдвинулся вперед. Лицо у него было прямоугольное и будто закопченное. — А разве ваш дом не здесь? Разве вам не жалко всего, что вы здесь оставили?
Сабин беспомощно оглянулась на дом. Но темные глаза города смотрели на Жозефа: