— Мне бы к гостинице, — начал Жозеф. Он оглянулся на Сабин — девушка спала.
Что-то шло не так, совсем не так...
— Да не вопрос! — бодро ответил друг. — Только сейчас заедем кой-куда, хорошо? Ну в наше место... Мы же плотину не достроили тогда...
Вот теперь он вспомнил. О Владимире рассказала в письме отцовская кузина. Он пытался сделать научную карьеру. Неудачно — что-то где-то подвело. Начал пить и спился. В неполные тридцать лет...
— Плотину? Ну хорошо... Давай достроим...
Снаружи было неожиданно тепло. Зима прослезилась, стала плавиться, воздух пах арбузом и югом. Вовка деловито шагал вперед по подтаявшим, затвердевшим сугробам, и Жозеф вдруг вспомнил, где они. На улице Попова, там, где он в первый раз попал в Лабиринт.
Здесь где-то должен быть деревянный забор. Мягкие синие сумерки светились, обещая приключения. Сабин шла, повиснув на руке Жозефа; она, кажется, не проснулась по-настоящему.
— Зачем ты уехал? — спросил Вовка. — Так сильно надо было?
— Меня же не спросили. Папе работу дали там, в оркестре. Ну и все...
— Ты мне даже не сказал, что уезжаешь...
— Я не мог, — сказал Жозеф растерянно. — Меня не пустили, даже по автомату позвонить...
Семилетний Вовка швыркнул носом, вытер рукавом болоньевой курточки.
— Ну и ладно. Теперь-то ты останешься.
Так вот почему аэропорт их не выпустил.
Это не Сабин, это он не может улететь. Из-за Вовки, из-за вот этих весенних сугробов, ярко-алых, с потеками покрашенных детских качелей.
Воспоминания — это не бабушкин хрусталь...
Завернули за гаражи. Резко стало холодно, будто открыли дверь на мороз.
Он не знал, как выбираться, у него не было инструкций на этот счет. «Если Лабиринт не выпускает, надо дать ему, что он хочет». Жозеф наклонился, смял в перчатке комок снега, пристроил его наверх «плотины» — тощей преграды из жухлых веток и земли. Из включенного где-то радио на волю неслось: «Здесь живут мои друзья, и, дыханье затая…» Он очутился в сердце своих детских воспоминаний, и тут оказалось холодно, тоскливо и страшно. И нужно было вытаскивать Сабин; хрупкую, совсем чужую в этом городе Сабин с ее огромными глазами, кутающуюся в свой шарф так, будто он мог укрыть ее от мира.
— Вовка, — сказал он, с усилием подняв голову от темного бурлящего ручья, — тебя мать зовет, слышишь?
Мальчик поднял голову, прислушался.
— А?
— Зовет, — повторил Жозеф. Он сосредоточился изо всех сил и сам так поверил в это, что услышал, как несется по вечернему небу над дворами забытый женский голос:
— Вова-а! Домой!
— Каюк, — печально вздохнул Вовка, отряхивая вымазанные в глине руки. — Точно загонит...