Она засмеялась.
Сказала:
— А ты? Для тебя тоже этого хватит? Ты тоже к большему не готов?
— Нет, я готов! Еще как готов! — воскликнул я. — Мне — не хватит… Но я хотел сказать… Сказать хотел… — И на этом забуксовал. — Проблема… Мне надо выразить невыразимое!
— Ты уже выразил! — смеялась она.
Так мы и приехали — рука в руке, глаза в глаза…
О господи! Чем же заслужил я такое, никак в толк не возьму. По ошибке чужой приз получил.
Вот о чем я думал, лежа в обнимку с ней в Постели Измены. Той самой, где недавно и Нинка нежилась… А до нее и другие там бывали. Хотя вообще-то я на стороне этим заниматься предпочитал. Супружеская кровать — это уж в крайнем случае. Хотя и крайних за жизнь набралось.
Но теперь все было иначе. С Шурочкой это не могло быть изменой. Это было чем-то совсем другим…
А она вдруг зашевелилась, оторвалась от меня и сказала сонно:
— А ребенка от меня хочешь?
Я растерялся, не знал, что отвечать. Вернее знал, но не решался сказать правду, заорать:
«Еще бы не хочу! Ни от кого в мире не хочу, а от тебя очень, очень хочу!
Ведь ребенок закрепит наш союз. Прогонит призрак этого Рустама. Подтвердит право мое владеть тобой. Нет, неправильное слово. Не владеть — нет, быть с тобой, всегда. Право лежать, как верный пес, у ног твоих, право защищать, прикрывать, не подпускать к тебе ничего скверного и недоброго. Право умереть, если нужно будет, тебя спасая. О, это замечательное, это сладчайшее право! Так что, да, да, и тысячу раз да!»
Вот что я прокричал бы в небеса, если бы не было так поздно и так темно и если бы не спала она так сладко на моем плече…
Ах, Шурочка!
А утром — ну надо же было такому случиться — мы с ней столкнулись у лифта лицом к лицу с генералом Шебякиным.
Второй день подряд старый хрыч в самое неподходящее время на лестничную клетку вылезает. И что ему не спится, не понимаю.
Черт бы его побрал совсем!
Ш.
Утром он пошел меня провожать, мы стояли на лестничной площадке, он уже вызвал лифт, когда дверь напротив внезапно открылась и вышел худой старик с зеленой авоськой в руке.
У него была вытянутая, как тыква, голова и холодные пустые глаза. Которыми он смотрел прямо на меня, но будто и не видел. Как будто я была сделана из стекла.
Я к такому не привыкла. Обычно все бывает по-другому. Может, предположила я, у человека со зрением проблемы? Глаукома или катаракта, не приведи господи?
Так или иначе, старикан невозмутимо прошаркал мимо нас, будто не замечая.
Саша между тем напрягся. Смотрел на меня растерянно. Потом все же буркнул в спину старику: «Доброе утро, Петр Алексеевич!» На что тот никак не отреагировал.