В стене утеса была неглубокая пещера, полная теней; эти тени скрывали детей, когда они сидели рядом на плотно утрамбованном влажном песке и смотрели на бухту, залитую серебряным лунным светом. Отлив обнажил коралловый песок. Он был совершенно белым, а тени от резных коралловых столбов на плоском, без единой отметины песке казались резкими, синими. С внешней стороны рифа фосфоресцировал слабый прибой, попеременно освещая их лица.
— Как красиво, — прошептала Ясмини. — Никогда не поверила бы, что может быть так красиво.
— Пойду искупаюсь, — сказал Дориан и встал. Он стащил канзу и сбросил сандалии. — Идешь?
Не дожидаясь ответа, он прошел по берегу. На краю воды остановился и оглянулся.
Ясмини вышла из пещеры. Она походила на олененка со слишком длинными для детского тела ногами. Рваное платье она сбросила и, как и он, осталась нагишом. Дориан видел на невольничьих рынках рабынь, но ни одна из них не обладала такой волшебной грацией. Волосы свисали девочке на спину, доходя до маленьких круглых ягодиц, черная полоска волос серебрилась в лунном свете.
Подойдя к нему, она невинным жестом взяла его за руку. Маленькие груди едва наметились, но соски поднялись, возбужденные прохладным дыханием муссона. Дориан смотрел на них и испытывал странное чувство, какую-то незнакомую тяжесть внизу живота.
Рука об руку они вошли в воду. Вода была теплее ночного воздуха, теплой, как их кровь.
Ясмини окунулась, и ее длинные волосы поплыли вокруг нее, словно листья лотоса. Она рассмеялась от радости.
Луна была на полпути к зениту, когда Дориан наконец сказал:
— Больше нельзя оставаться. Уже поздно, надо возвращаться.
— Я никогда не была так счастлива, — ответила она. — Никогда в жизни. Я бы хотела оставаться здесь вечно.
Но она послушно встала; серебристая вода стекала с ее стройного тела. Они пошли к пещере, и на песке за ними оставались две цепочки следов, как двойная нить бус.
У входа в пещеру Ясмини повернулась к нему:
— Спасибо, Доули.
И неожиданно обхватила его обеими руками и прижалась.
— Я так тебя люблю, брат.
Дориан неловко стоял в ее объятиях.
Прижавшееся к нему маленькое тело, тепло кожи сквозь прохладные капли воды — все это снова вызвало непривычное ощущение в паху.
Но вот Ясмини отстранилась и рассмеялась.
— Я вся промокла.
Она сжала прядь своих волос и скрутила ее. Вода закапала на песок.
Дориан подобрал свою канзу.
— Повернись, — сказал он, и она послушно подставила стройную, чуть изогнутую спину. Он растер ее полами своей одежды.
— Теперь другая сторона!
Она повернулась к нему лицом, и он вытер маленькие холмики на ее груди, а потом низ живота.