Как для овечки травка вместо хлеба,
Так мой Арриго пьет; лицо, гляди,
Горит в вине божественном, как небо».
«А кто это немного позади,
По виду он точь-в-точь тупая кляча,
Глазища совьи, челюсть впереди?»
«Да то от моны Бетты, твой ди Баччо,
Коль за столом узришь, каков гурман,
Сужденье поменяешь, не иначе.
Он в паразитстве преотменно рьян,
Слывет матерым, истым оглоедом,
И в лазарете б жрал он, был бы зван.
В питийстве долог счет его победам,
Такого б каждый опознать сумел…
Но не обижу я того, кто следом:
То в незакатной славе Боттичелл,
То жадный, ненасытный Боттичелли,
Пред ним и муха будет не у дел.
Забуду ль болтовню его ужели!
Коль на пирушку кто-то позовет,
Глухим не остается пустомеля:
Чуток он только приоткроет рот,
Не как во сне, а ловит что попало,
Обратно с полной бочкою идет.
И для него стыда как не бывало,
Жалеет лишь: мол, шея коротка,
Ему бы как у аиста пристала.
Он сытым не бывал наверняка
И с новыми гостями остается,
Проглоченное раструсив слегка.
Утроба же вместительней колодца,
Ты б видел! Груз не вынесет такой
И судно, что на запад понесется.
Но всё о нем; скажу о паре той,
Что вон идет ко сбору винограда,
Глянь: доблестью одарена с лихвой!
Вино им как проклятье и досада,
Один из ненасытных тех томим
Тоской о том, что не пришла награда.
Не смотрят прежде чем упиться в дым,
А лучше б на вино смотреть повесам;
Приятель то, Ридольфо Лотти с ним.
Приятель наш слывет прямым балбесом,
Под самый вакханалии финал
Прибавил двадцать восемь фунтов весом!
И что за диво, коли не снискал
Награды он? Стыжусь за проволочку,
Что он не венчан, словно в карнавал.
Другому же в одну приснилось ночку
(Под утро снится правда лишь одна),
Что, мол, не каплю вылили, а бочку.
Коль ярые враги они вина,
То и вино им тоже ворог ярый,
Чей горний пыл бьет в голову сполна.
Инжир, черешня – для гонимой пары,
Всё, что не даст отменного питья,
И каждый млад, вино ж – напиток старый».
К благому серу обернулся я:
«Скажи еще про пару мне другую,
Что рядом села», – речь была моя.
И вождь на это: «Уж толпа вплотную.
Без пояса, то Пиппо Джуньи мой,
Он медлит, удаль потеряв былую.
А Пандольфино с ним идет четой,
В игре нелегкой лук он распрямляет,
Спускаясь к дяде, что в питье герой.
Он фунт вина отнюдь не презирает
И в вакховых сраженьях верховод,
С достоинством ту должность исполняет.
Их жажда – не огонь, что сено жжет,
Не ложный пыл Бертольда, а природный
Великий жар, что силой всё возьмет.
Тот Пиппо истребитель превосходный
Вина: так им зальется удальски,
Что из башки выходит жар свободно;
И оттого в поту его виски».
Капитоло VII
Уж подходило солнце понемногу