— Вода из каменоломни вся ушла, — продолжал он, — наверно из-за осушительных работ. И он лежит там… лежал шестнадцать лет, зажатый между двумя большими камнями. При нем его часы с брелоками и хлыст с золотой рукояткой, на которой стоит мое имя. Он взял его без спросу в тот день, когда отправился на охоту верхом на Уайлдфайре, — тогда его видели в последний раз.
Годфри замолчал — нелегко было выговорить то, что он еще хотел ей сказать.
— Ты думаешь, он утопился? — спросила Нэнси, немного удивленная сильным волнением мужа по поводу случившегося так давно, да еще с нелюбимым братом, от которого можно было ожидать еще худшего.
— Нет, он упал нечаянно, — тихо, но внятно произнес Годфри, будто желая придать своим словам какое-то особое значение. И вдруг добавил: — Это Данстен обокрал Сайлеса Марнера.
Яркая краска удивления и стыда покрыла лицо и шею Нэнси, ибо воспитание приучило ее смотреть на преступление, совершенное даже дальним родственником, как на бесчестье для семьи.
— О Годфри! — воскликнула она с глубоким сочувствием в голосе, так как тотчас поняла, что муж еще острее переживает этот позор.
— Там лежали деньги, — продолжал он, — деньги ткача. Всё собрали, и сейчас скелет несут в «Радугу». Но я пришел, чтобы рассказать тебе. Теперь уже ничего не поделаешь, ты должна знать все.
Он замолчал и долго сидел, не поднимая глаз. Нэнси хотела было обратиться к нему со словами утешения, но удержалась, чувствуя, что не все еще сказано, что Годфри хочет сообщить ей что-то еще. Наконец он поднял глаза и, не отводя взгляда от ее лица, сказал:
— Правда рано или поздно выходит наружу, Нэнси! Когда всемогущий бог этого хочет, наши тайны перестают быть тайнами. Я долго жил с тайной на душе, но больше не намерен скрывать ее от тебя. Я не хочу, чтобы ты узнала ее от какого-нибудь постороннего человека, и не хочу, чтобы ты узнала ее после моей смерти. Сейчас я расскажу тебе об этом. Всю жизнь я колебался, рассказать или нет, но сейчас решил твердо.
Нэнси снова охватил ужас. Глаза мужа и жены встретились, полные страха, на время затмив взаимные чувства.
— Нэнси, — медленно сказал Годфри, — когда я женился на тебе, я кое-что от тебя утаил, утаил то, о чем мне следовало тебе рассказать. Женщина, которую Марнер нашел мертвой в снегу, мать Эппи, — эта несчастная женщина была моей женой. Эппи — моя дочь.
Он замолчал, страшась последствий своего признания. Но Нэнси сидела не шелохнувшись. Она лишь опустила глаза и больше не смотрела на него. Бледная, стиснув руки на коленях, она замерла, неподвижная как статуя.