Зелимхан опустил голову и, немного подумав, сказал:
— Добавь еще: «Хорошенько почитайте эту бумагу, господин полковник, и подумайте. Я найду вас в любом месте, куда бы вы ни спрятались. Это пишет абрек Зелимхан».
Закончив диктовать письмо, харачоевец молча обернулся к старику, словно желая спросить: «Ну как?»
— Правильно написал ты полковнику, — сказал старик. — Только добавь еще, что он грязная свинья.
— Нет, этого не надо писать, — возразил Зелимхан, немного подумав. — Этот полковник из горцев-осетин, он, наверное, не ест свинину.
— Ну, тогда напиши, что он дурной осел, — не унимался сердитый старик. — Кто же, как не осел, может придумать трогать мертвых?
Отправив Аюба с письмом в Шали с тем, чтобы оттуда его доставили в Ведено, к полковнику Гулаеву, Зелимхан собрался было пойти пасти овец, но тут неожиданно явился Саламбек с выкупом, который он получил за Месяцева.
Три абрека, старый и двое молодых, уселись в тесной каморке пастуха. Перед ними лежал мешок с деньгами.
— Что ж, значит, в Турцию поедете? — спросил Зока, пристально глядя в глаза Зелимхану.
Саламбек сидел, мрачно потупившись. Зелимхан, несмотря на свою молодость, был главным, и все зависело от его слова. Наступило короткое молчание.
— Нет, — сказал наконец харачоевец, — в Турцию мы не поедем. Там нас никто не ждет. Лучше уж, если придется, умрем у себя на родине... А с деньгами поступим так: пусть каждый из нас возьмет понемногу на нужды своей семьи, остальное же раздадим сиротам и тем, чьи дома разрушили веденские начальники.
Саламбек с наслаждением сбросил с плеч серую поношенную черкеску, стянул пыльные мяхси и лег у ног спящего Зоки. Закинув за голову большие жилистые руки, он лежал на покрытом войлоком полу и молча глядел на черный от копоти низкий потолок. Дверь приоткрылась, и в комнату вошел Яраги. Он поставил около постели отца кумган с холодной родниковой водой, тихо спросил у гостя, не нужно ли ему чего, и вышел.
Несмотря на сильную усталость, Саламбек долго не мог заснуть. Он слышал, как старик время от времени переворачивался с боку на бок, громко вздыхал во сне. На минуту Саламбек задремал, но вздрогнул и тут же проснулся. Не то стон, не то вопль жены звучал в его ушах. Приподнявшись с постели, он прислушался. Было тихо. Свежий ветер, дувший с гор, проникал в комнатушку через разбитое окно и щели ветхой двери.
«Показалось», — подумал он, зевнул и, томимый сном, снова лег на войлок. Но абрек знал: ничто ему не почудилось, ему просто вспомнилось.
...Саламбек никогда не надеялся на милость начальника Терской области генерала Михеева или белого царя. Он знал, что этот генерал хочет жестоко наказать его. Но все же после разговора с женой Фатимой, которая приходила к нему два дня назад в Бамутский лес по просьбе стариков-сагопшинцев, абрек серьезно задумался.