Особенно интересна история создания рассказа «Мороз». Основное обстоятельство, из которого возник сюжет этого рассказа, было записано писателем в 1884 году. Возвращаясь из ссылки, Короленко в лесу между двумя станциями увидел замерзающего человека. Он «увечный», как сообщает о нем ямщик, а идти ему «не менее 1000 верст». «Мы давно уже уехали, — добавляет Короленко, — но перед моими глазами все еще мерещилась между стволами синяя струйка дыма и эта темная фигура обреченного на скорую гибель человека… Так гибнет на морозе отсталая обессиленная птица, тоскливо следящая взорами за свободным полетом своих вольных товарищей».
В 1901 году в «Русском богатстве» Короленко опубликовал рассказ «Мороз». В рассказе излагался этот эпизод, но с совершенно неожиданным смыслом. Соответственно замыслу, в рассказ было введено много нового материала и героем был сделан человек, которого вовсе не было в первоначальных записях. Этот герой тоже видит замерзающего поселенца, но проезжает мимо него в страшный мороз (в записной книжке мороз только ожидается), когда «замерзают» человеческие чувства, а совесть вовсе превращается в ледяшку. В эти минуты поселенец и был предоставлен самому себе. Но стоило герою, мечтателю и романтику, приехать на станцию, как совесть оттаяла и человек особенно остро ощутил свое преступление. Смысл этого рассказа — в болезненном реагировании на возможность утери человеколюбия, горячий протест против «замерзнувшей совести». Именно эта идея и объединила разрозненные записи и отдельный эпизод через шестнадцать лет после записи его писателем превратила в художественно законченное произведение.
В таком отношении к записным книжкам (и дневникам) писателя стоит большинство произведений Короленко. Умея хорошо наблюдать и со слуха записывать, Короленко тем не менее подолгу работал над своими вещами и всегда мог идейно–художественным требованиям подчинять хроникальную и фактическую точность «натурального материала». Тем не менее и сам «натуральный материал», собранный писателем в действительности и занесенный в его записные книжки, был настолько значителен, что оставался действенным и при формировании этого материала в художественное произведение и постоянно предостерегал писателя от «народнической лжи». «Что писать? Лгать не хочу и не могу», — замечает Короленко в дневнике за 1897 год, когда слишком очевидно стало для него противоречие между «народническими книгами» и «натуральным материалом» самой действительности.
Вслед за чеховскими записными книжками записные книжки Короленко становятся в ряд учебных книг молодого писателя. Они знакомят с творчеством писателя с внутренней стороны, что не менее интересно и поучительно, чем знакомство с отдельным законченным произведением.