Но уехать из Франции было не так легко. За намерение эмигрировать были назначены самые строгие наказания, и, чтобы избегнуть опасности, нельзя было подвергаться другой, гораздо большей.
Маркиза хотела все забрать с собой; говорила о каретах, почтовых лошадях, паспортах, которые думала получить по предстательству иностранных посланников. Они, как ей казалось, именем своих государей принудят этих мужиков выпустить ее с дочерью и внучкой. Баронесса умоляла ее позволить ей устроить все дело и наконец просьбами вымолила у маркизы обещание, что она не будет ни во что вмешиваться.
У барона была земля между Абевилем и Монтрелем. Эту землю арендовал у него человек, предки которого в течение двухсот лет были фермерами предков Марсильи. Баронесса справедливо думала, что на него можно положиться. Она послала к нему старого слугу, воспитавшего барона и более сорока лет служившего его семейству, снабдив его подробными словесными наставлениями о том, как он должен был действовать.
Семейство фермера составляли мать и жена. Условились, что они приедут в Париж, а маркиза с дочерью оставят столицу в нарядах и с паспортами этих двух крестьянок.
Между тем баронесса Марсильи приготовила все к отъезду.
В эту эпоху даже в самых богатых домах было очень мало звонкой монеты; большая часть денег заключалась в ассигнациях; однако баронесса успела собрать до двадцати тысяч франков, которые вместе с бриллиантами маркизы, стоившими до ста тысяч, обеспечивали первые нужды эмигрантов. Притом всякий из них думал, что существующее положение дел не может быть продолжительно и что эмиграция не продолжится более трех или четырех лет.
Итак, бедные женщины занялись приготовлениями к отъезду. Сборы баронессы были невелики, не так было с маркизой: дочь ее, придя к ней в комнату, нашла ее окруженной таким множеством ящиков, чемоданов и узлов, что их едва можно было бы уложить на трех повозках; она не хотела оставить ни одного платья, брала с собой даже столовое белье.
— Маменька, — сказала ей баронесса, печально качая головой, — вы напрасно трудитесь. Во избежание подозрения, нам нельзя взять с собой ничего, кроме того платья, которое будет на нас; что же касается до платков, то по одному из них, обшитому и украшенному кружевами, нас узнают и остановят.
— Однако, милая, — сказала маркиза, — мы не можем ехать без платьев.
— Вы правы, маменька, — отвечала баронесса со своей обыкновенной добротой, — но мы можем уехать отсюда только одетые просто, сообразно со званием, на ми на себя принятым. Не забывайте, — прибавила она, стараясь улыбнуться, — что мы крестьянки, мать и дочь крестьянина, что вы называетесь Жервезой Арну, а я Катрин Пайо.