— Но почему?
— Ну, судя по всему, она пригласила к обеду какую-то важную персону.
— Вы уверены? Но ведь это довольно рискованно?
— Кто может знать что-либо заранее? Граф в Аскоте, и если она отменила выступление по нездоровью, то Воксхолл-Гарденс найдет другого артиста, и никому не будет дела до того, чем занимается на самом деле Ивонна Вуврэ.
— Да, никому, — согласилась Петрина. — А сколько сейчас времени?
— Мои часы в закладе, — ответил Николас Торнтон — Но кажется, сейчас около восьми.
— Да, верно. Я уехала из Стэвертон-Хауса незадолго до половины восьмого: Моркомбы обедают довольно рано и никого не принимают в это время.
— Я вижу, вы тоже продумали все детали, — улыбнулся Торнтон.
— А вы не забыли про мальчиков? — встрепенулась Петрина.
— Конечно, нет! Не беспокойтесь, все идет хорошо.
— Не хвалитесь, — покачала головой Петрина.
— Да я и не думаю и вообще волнуюсь больше вас!
— Глядя на вас, этого не скажешь, — возразила девушка.
Он не ответил, но сидел, напряженно обхватив руками колени, и внимательно наблюдал за угловым домом.
У Николаса было тонкое, одухотворенное лицо, и во всем его облике чувствовалось что-то такое, что внушало Петрине доверие.
Она не сомневалась, что он умен, интеллигентен и хорошо владеет пером «Какая жалость, однако, — думала она, — что ему приходится опускаться до вульгарных сплетен, которые собирают газеты, нападающие на регента и правительство!»
У Петрины было такое ощущение, что Торнтон способен на большее: он может писать умные, серьезные статьи. И она твердо решила поговорить с ним о реформах — к этой теме благосклонно отнеслись бы такие газеты, как «Курьер» и, конечно, «Джон Буль».
Но сейчас не время для таких разговоров — они должны целиком сосредоточиться на плане, который разработали.
Наконец, словно вняв их горячим молитвам, на улицу въехала закрытая карета и остановилась у дома на углу.
— Герцог!.. — прошептала Петрина, узнав изображенный на дверце кареты герб.
Николас Торнтон кивнул, и они стали внимательно наблюдать за происходящим. Лакей спрыгнул с запяток и опустил подножку, а затем открыл дверцу. Появился герцог и, как показалось Петрине, довольно поспешно вошел и дом. Когда парадная дверь закрылась, карета уехала.
Петрина почувствовала внезапный приступ гнева, но он относился не к герцогу, а к той, которая так бесстыдно обманывала графа с другим мужчиной.
«Как она может так поступать с ним?» — думала Петрина. Ей тем более это было непонятно, что герцог в ее представлении не шел ни в какое сравнение с графом Стэвертоном.
Правда, ей вспомнились однажды сказанные слова отца: «Англичане — снобы, все без исключения, от принца до самого бедного из его подданных. Их в этом отношении превосходят только французы, самые большие снобы во всей Европе».