— Вы говорите правду?
— А зачем мне лгать?
— А почему ее вообще заинтересовала вся эта история с репортером?
Немного помолчав, Петрина ответила:
— Леди Изольда полагала, что это... заставит вас сделать ей предложение... И он тоже так думал.
Граф издал восклицание, которое было очень похоже на сдавленное ругательство. А затем придирчиво осведомился:
— А зачем вам и этому репортеру понадобилось устраивать фейерверк уже совсем в другом месте Лондона?
— Я... я ему предложила другой материал... — заикаясь, продолжала Петрина. — Ему необходимо было написать статью. От этого зависела его карьера.
Граф взглянул на счет, словно не веря своим глазам, и тихо сказал:
— Тогда, значит, вы заранее знали, что у герцога Рэнлэга будет свидание с мадемуазель Вуврэ. Каким образом вам это стало известно?
Наступило неловкое молчание. Потом Петрина очень тихо ответила:
— Я... подслушала кое-что из слов герцога... в Воксхолл-Гарденс.
Граф чуть не сорвался на крик:
— Когда вы ездили в Воксхолл-Гарденс?
— Однажды вечером... меня туда... пригласила... Клэр.
— Зачем?
— Она знала, что мне хотелось... послушать, как поет мадемуазель Вуврэ.
— Вам было известно, что она имеет ко мне некоторое отношение?
— Д-да!
Граф плотно сжал губы: теперь ему стал понятен смысл всего происшедшего.
Зная, где будет герцог в тот вечер, когда граф уедет в Виндзорский замок, они с Николасом Торнтоном составили план, который, как она пообещала репортеру, даст ему хороший сюжет для статьи.
Наступило долгое молчание. У Петрины опять гулко билось сердце, губы пересохли. Затем неожиданно граф со всей силой стукнул кулаком по столу так, что она вздрогнула.
— Проклятие! — воскликнул он. — Это просто невыносимо! Я должен терпеть ваше любопытство и вмешательство в мою личную жизнь!..
Он посмотрел на Петрину; глаза у него почернели от гнева.
— Как посмели вы вести себя таким образом? — бушевал он. — Кто вам дал право совать свой нос в мои дела, да еще с каким-то репортеришкой!
— Я... сделала это... чтобы спасти вас.
— А кто вас просил об этом?!
Петрина ничего не ответила, и он опять закричал:
— Кто бы мог подумать, что мне придется терпеть такое от сопливой девчонки, живущей под моей крышей! Да из одного чувства приличия она даже думать о таких вещах не должна!
Граф так увлекся своей гневной речью, что полностью утратил самообладание.
— С тех самых пор, как я вас узнал, вы проявляете нездоровое любопытство к вещам, которые вас совершенно не касаются, и, с точки зрения человека здравомыслящего, этот интерес просто отвратителен! — Тут он перевел дух и торжественно закончил: — Меня ужасает ваше поведение, и, уверяю вас, я приму, и немедленно, самые строгие меры, чтобы пресечь все ваши попытки бесстыдного вмешательства в мою жизнь!