Ушли… Самый удачный момент. Мальчишка вынослив, как дворняжка, но от ножа отбиться не сможет. Земля приглушит стоны…
Лебедев шевельнулся, пытаясь сунуть руку в карман — низкий свод не пускал, не давал приподняться даже на сантиметр. И для размаха мало места. В пах, пожалуй, не попасть. В горло? Запачкает кровью… Андрон напрягся — черт возьми, пальцы никак не могли протиснуться к ножу.
— Ты чаго вошкаешься? — с угрозой прошептал мальчишка.
— Душно. Давай поменяемся. Вздохнуть мне нужно.
— Посля подыхаешь. Ляжы.
— У меня легкие после воспаления…
— Кабыле те лёгкия…
Чувствуя, как в подбородок ткнулось острое, Лебедев замер. Мерзавец. Ножом грозит, палач деревенский. Поцарапал ведь, как теперь бриться? И так кожные раздражения измучили. Ножом — в лицо. Малолетнее животное, скот…
Нож исчез, но Андрон решил больше не рисковать. Представится еще момент. Да, можете сколько угодно глумиться над свободой Художника, но немыслимо Художника удержать в цепях. Земля давила на спину и грудь, а Лебедев привычно ускользнул от этого ада, представил светлую мастерскую, новый мольберт, переплеты высоких старинных окон. И верхнее, обязательно верхнее освещение. Интересно, какое небо в Берлине? Спокойное небо культурной европейской столицы. Нет, в промозглой и убогой Гатчине разве можно истинно Творить…
* * *
Без автомата и вещмешка было полегче. Земляков крался за старшим товарищем, держа наготове «кольт». Самоубийство чистой воды, на соседней полянке коротко блеснуло желтым светом — сидели немцы, прикрываясь плащ-палаткой. Видимо, карту изучают. Поблизости лежали спящие — кто-то похрапывал, кто-то посапывал в высокохудожественном лебедевском стиле. Бродил часовой, сгорбившийся под тяжестью винтовки. Нет, часовой «Рогозу» не подходил: и на виду, и хватятся сразу. Нерода отступил, скользнул за кусты, тут же замер, придержав напарника — Женька с опозданием заметил под ногами жестянку из-под колбасы.
— Нарвемся, — самокритично прошептал Земляков.
— Нет, со стороны поляны никого нет. Но дальше в лес не сунуться — фрицев море.
— Давай возвращаться. Я наш схрон уже сейчас не найду.
— Это не схрон… Найдем. Подождем немного, должно повезти. До рассвета еще с час…
…Сидел переводчик Земляков за стволом сосны, старался не слишком сжимать рукоять пистолета и думал, что без тикающих часов жизнь вообще была бы бесконечной. Пять минут? Сорок минут? Жил лес в настороженной полудреме, временами правее затаившихся оперативников выбредал к опушке часовой, глядел в смутный простор обширной поляны, на далекое зарево за лесом, слушал почти утихший к рассвету рокот артиллерии, уходил обратно. Проплелись какие-то неопределившиеся немцы, вроде даже с рацией или чем-то на нее похожим. Отлучался от сонной поляны фриц, присаживался на корточки. Но взять не получилось — отходил-то на два шага — Европа, простота нравов.