Гавкали, переговаривались фрицы. Но выстрелов больше не было. Может, случайно? Михась, схвативший было карабин, опомнился. С карабином не развернешься, а тут того и гляди, лейтенант, тухлятина такая, встрепенется.
— Замри, — приказал Михась, на всякий случай нашаривая деревянную рукоять испытанного сапожного ножа.
Лебедев не ответил. То ли над положением своим размышлял, то ли вправду в земле призадохся. Тесновато в глубине могилки. И как он, кабаняра, вообще туда втиснулся?
* * *
Нерода нырнул в щель, полузакрытую нависшими слоями старой хвои и веток, и уперся лбом в ствол нацеленного карабина.
— Ну, ты это…
— Чаго?
— Глаз выбьешь. Собирай лишнее, выкинем, пока не рассвело. Нам здесь долго сидеть, дожидаться. Попросторней будет.
— А маладший лейтэнант?
— Всё. Шальная пуля.
— Ну, — угрюмо сказал Поборец.
— Наповал. Не мучился. — Нерода на всякий случай еще раз подмигнул. — Собирай лишнее да в ручей брось.
Второпях сгребли нужное, и, волоча за собой винтовку и вещмешки, Михась выбрался на воздух. Обернулся:
— Прыглядавай.
— Да уж присмотрю, — заверил старший лейтенант, протискиваясь в щель.
Еще было темно, но рассвет уже подкрадывался. Лейтенант-переводчик лежал за кустами.
— Тябе? — тряхнул вещмешками Михась.
— А кому еще? — Лейтенант, озираясь, принялся стягивать пятнистый комбинезон.
— Не спящай, — прошептал Михась, поглядывая в сторону зашебуршавшихся немцев и возясь с горловиной вещмешка. — Я уж падумал, вдруг и правда тябя стрэльнули.
— Не, нельзя меня сейчас стрелять. Мне дело делать нужно, да и девушка меня ждет, — объяснил младший лейтенант Женька с чудным прозвищем Огр, скидывая гимнастерку.
— Тады канечна, — согласился Михась, подавая немецкую, зверски измявшуюся в вещмешке форму. — Жаль, сапоги у тябя, таго, шибка нашы.
— Тут уж… Прикроются, — лейтенант спешно натянул мешковатые немецкие портки на густо испятнанные синяками ноги. — Толковый ты пацан, Михась. Вот что я тебе сказать хотел… — Женька-Огр торопливо обулся. — Война лесная заканчивается, немца мы определенно добьем. А тебе дурить нельзя.
— Чаго дурыть? — угрюмо пробурчал Михась.
— Того самого. Уж не знаю, в космос ты взлетишь или деревню будешь возрождать, бульбу сеять, как ваш Авдей Леонидович. Достойный ведь человек, а?
— Ну, — не стал возражать и уточнять Михась, хотя под началом коменданта и побыл-то всего два месяца и до конца въедливого деда испытать не успел.
— Вот и давай, — Женька застегивал ремни. — После войны работы будет невпроворот. Учись, трудись. И за себя, и за того погибшего парня…
— Сгибшим бульба без надобности, — напомнил Михась.