Вознесенский не выдержал хрущевской чепухи и прервал его.
— Я прошу учесть, товарищи, — вмешался он, озираясь и ища поддержки, — что закон стоимости действует и при социализме. Это не моя идея, а выводы Маркса, экономическое учение которого является основой нашего государства. А поскольку закон стоимости также действует в наших условиях.
Вот, последняя стадия падения в пропасть, — комментировал про себя речь Вознесенского Берия. — Взывает к здравому смыслу вождя. О каком законе стоимости он говорит? Единственная стоимость здесь — это власть.
Вознесенскому не удалось закончить фразу. Сталин взглянул на часы. Выражение бесконечной усталости появилось на его лице.
— На сегодня хватит, — медленно растягивая слова проговорил он. — Продолжим завтра. Поскребышев сообщит время и место совещания.
Вечеринка, на которую Кирилла пригласила Софа, устраивалась в честь дня рождения ее приятеля Гриши, сына Шигалевича. Ему исполнялось тридцать лет.
По дороге Софа призналась, что Гришка год назад пытался ухаживать за ней, и клялся, что влюбился с первого взгляда. Как утверждала Софа, фатальной трагедии не произошло, поскольку эта его любовь длилась не намного дольше, чем этот первый взгляд. Через день после отказа он влюбился в красивую татарку, которая от ревности чуть не содрала с него скальп, и спасло Гришку лишь то, что муж татарки, моряк, вернулся из плавания и вступил во владение буйной собственностью.
Гриша пригласил всех на квартиру отца, сохранившуюся за ним с тех времен, когда имя Шигалевича что-то значило в науке. Отдельная квартира почти в центре Москвы, больше ста квадратных метров. Большинство гостей было уже в сборе. В просторной передней их приветствовала кучка курильщиков; их всех, до одного, Кирилл уже знал по предыдущим встречам. Из комнаты, служившей столовой, вышел сам Шигалевич, и улыбаясь, пригласил проходить к столу.
Благодаря Софе Кирилл уже перезнакомился с ее друзьями, среди которых было много евреев. Он даже лично встречался с некоторыми членами ЕАК и сумел расположить их к себе. При нем люди не стеснялись говорить, но кроме резкой и, казалось, справедливой критики советской бюрократии и антисемитской пропаганды против «безродных космополитов», подлинных врагов Советской власти он разглядеть не смог. Для многих он стал своим: рассказывал нелепые случаи из своей армейской жизни, безобидные политические анекдоты, потешался над речью необразованных сержантов и офицеров, и вообще казался «своим» среди людей из этого образованного круга.
— Если кто-то с кем-то не знаком, перезнакомитесь позже, когда выпьем, — предложил Гриша, в то время как гости под шум двигающихся стульев теснясь рассаживались вокруг стола. В дальнем конце его, ближе к двери, сидели двое мужчин и одна женщина, в возрасте от 35 до 40 лет, явно русские. По их виду сразу можно было определить их образованность и безупречные манеры. Софа заметила взгляд Кирилла и обратилась к ним.