После нескольких недель перерыва, во время встречи в конце августа, Щеголев сообщил, что благодаря Щеголева и Кирилла хорошей работе арестовано несколько человек, имевших связи с членами ЕАК. Кириллу не удалось скрыть своего огорчения.
— Знаю, знаю, что тебе не нравится оперативная работа, — примирительно сказал Щеголев. — Я направил по инстанции твою просьбу перевести тебя в следственный отдел.
Грамотных следователей сейчас остро не хватает, а ты парень грамотный, и со временем может и получишь нужное образование.
Вечером Кирилл один выдул пол-литра водки у себя в комнате, и впервые после убийства Михоэлса жизнь не показалась ему прекрасной. Кто будет допрашивать тех, которых с его помощью арестовали? Почему их арестовали? Ведь в его донесениях ясно говорилось, что никакой вражеской активности ни у кого из его новых знакомых он не обнаружил. Несколько неосторожных слов не может быть основанием для ареста, тем более для того, чтобы сломать жизнь человека и всех его родных. Может прав Панин, называя его пацаном? Может, он попал туда, где его мозгов не хватает, чтобы разобраться в обстановке?
Тут вспомнились ему слова Шигалевича, что смерть Михоэлса — это организованное убийство. Эту сторону событий Кирилл знал слишком хорошо. Шигалевич не раз доказал, что он — человек огромного ума и знаний. Может, прав Шигалевич, утверждая что наше правительство — это правительство ненависти ко всем? Нет, это чушь, в которую нормальный человек не может поверить. Однако, рассуждал далее Кирилл, разница между нормальным человеком и умным человеком огромна. Как говорила его умная мама, ум — это то, что отличает человека от животного, и умного от толпы.
— Я разберусь, — сказал себе Кирилл. — Разберусь, что бы это мне ни стоило.
С этой мыслю он погрузился в неспокойный сон, а наутро, с тяжелым похмельем, но с прежней энергией и оптимизмом, он направился в редакцию. Его сосед по комнате не пришел, чему Кирилл был очень рад. Он него за версту несло перегаром. Часам к двум, когда раздался звонок, он пришел в свое нормальное рабочее состояние, и был занят написанием очередной статьи. К телефону он не подошел, поскольку звонка ни от кого не ждал. Со Щеголевым он встречался только вчера, Софа была далеко, а никто другой не мог звонить.
Через десять минут настойчивый звонок повторился, еще через пять минут снова, и потом третий раз. Кирилл не выдержал и взял трубку.
— Кирилл, родной мой, — услышал он такой родной голос любимой женщины. — Не могла до тебя дозвониться.
— Софа! — закричал он, и трахнул кулаком по столу от возбуждения. — Где ты?