Поэтому, озвучив Бену свое видение детского вопроса, я затаила дыхание, опасаясь увидеть до боли знакомый критический взгляд. Но Бен лишь улыбнулся и воскликнул «Согласен!» таким ликующим и восхищенным тоном, каким люди обычно говорят о потрясающих совпадениях. Вроде того случая, когда в одном из лондонских пабов я столкнулась со своей учительницей из начальной школы. Возможно, шанс узнать на первом свидании об обоюдном нежелании иметь детей не так ничтожен, как встретить в баре на другой стороне океана учительницу, с которой не виделась двадцать лет. Но все равно, не каждый день попадается человек, стремящийся завязать моногамные полноценные отношения и одновременно отказывающийся от, казалось бы, обязательного стремления познать чудесный мир родительства. В выражении лица Бена читалось полнейшее понимание моих мыслей.
– А ты когда-нибудь замечала, как пары спорят, когда лучше обзаводиться детьми: раньше или позже? – серьезно спросил он.
Я кивнула, пытаясь определить цвет его глаз: приятное сочетание бледно-зеленого и серого с темным кольцом вокруг радужки. Он был красив, но помимо изящного носа, густых волос и атлетического телосложения в нем проглядывало нечто неуловимое, что моя лучшая подруга Джесс называла «искрой». Его лицо было живым и смышленым. Один из тех мужчин, увидев которого в метро, жалеешь, что не знакома с ним, и невольно смотришь на безымянный палец левой руки.
– И главным аспектом каждого из таких обсуждений является свобода, верно? – тем временем продолжил Бен. – Свобода, которой можно наслаждаться либо в первой половине жизни, либо во второй.
Я снова кивнула.
– Что ж, – подвел черту Бен и прервался, чтобы глотнуть вина. – Если весь смысл рожать рано, чтобы отстреляться поскорее, а поздно – успеть пожить для себя пока молодые, то разве из этого не следует, что разумным сочетанием обоих подходов является отказ от деторождения вовсе?
– Не могу не согласиться, – сказала я и подняла бокал, намереваясь выпить за мировоззрение Бена. Я уже представляла, как мы будем вместе преодолевать инертность природы (всю эту ерунду, будто бы мужчина хочет посеять свое семя, а женщина – взрастить в себе жизнь) и выступать против правил общества, которым слепо следовали многие мои друзья. Я понимала, что тороплю события, воображая, как иду одним путем с человеком, с которым только познакомилась, но к тридцати одному году женщина уже сразу видит, есть ли с каким-то мужчиной перспектива или нет. И с Беном я перспективу видела.
Без преувеличения, тот ужин прошел изумительно. Никаких неловких пауз в разговоре, никаких настораживающих признаков и раздражающих привычек. Бен задавал вдумчивые вопросы, давал обстоятельные ответы и посылал заинтересованные, но не торопящие сигналы. Поэтому я пригласила его к себе выпить, чего никогда не делала на первом свидании. В ту ночь мы не целовались, но касались друг друга руками, когда Бен переворачивал страницы моего фотоальбома на кофейном столике. Его кожа словно искрила электрическими разрядами, и у меня перехватывало дух с каждой перевернутой страницей.