Наум Бардымович выключил свет и осторожно, чтобы не разбудить спящего, прошлепал босыми ногами в залу, устроился на тахте.
«Ай, как нехорошо получилось! — сокрушался он, лежа под своей шубой. — И положила куда: на кухню! Тетка, называется!»
Утром Танхаев проснулся поздно: отоспался за все недоспанное в Качуге и в дороге. Жена уже возилась на кухне, а рядом с тахтой на стуле, висели его толстовка и брюки.
— Фая!..
Фардия Ихсамовна, бесшумно вошедшая в залу с какими-то лоскутами, вздрогнула и, подойдя к мужу, радостно улыбнулась.
— Здравствуй, Нума. Ты так хорошо спал.
Танхаев, чтобы лучше видеть жену, приподнялся на локте.
— Я хочу серьезно поговорить с тобой, Фая. Кто этот мальчик? — на родном языке спросил он.
— Леша. Его зовут Леша, Нума…
— Меня не интересует его имя, Фая… вернее, я хотел сказать: мне важно знать не его имя, а как ты могла так поступить, Фая, даже не посоветовавшись со мной, не написав мне об этом ни одной строчки. Я спрашиваю, кто он тебе, этот Леша? Племянник?
— Да, Нума, — с заминкой ответила Фардия Ихсамовна и оглянулась на оставленную открытой дверь в кухню. — Ты так громко…
— Будешь громко, — Наум Бардымович сбавил тон. — Прикрой дверь.
Фардия Ихсамовна повиновалась.
— Я тебе сейчас все объясню, Нума…
— Я не хочу слушать твоих объяснений! — Его уже возмущало непонимание женой самой простой вещи. — Я не зверь, я все могу понять, Фая. Но ведь можно же было написать мне…
— Я не хотела расстраивать тебя, Нума. Ведь я совсем мало боялась мальчика… Ах, как все получилось…
— Плохо получилось! От других людей узнаю: племянник при живом дяде оборванцем бегает! Объедками шоферов кормится!..
Фардия Ихсамовна никогда еще не видела таким гневным своего Нуму. Чувствуя за собой вину, женщина инстинктивно прижала к груди пестрые лоскуты, во все глаза испуганно глядя на сердитого мужа.
— Ты жена, Фая, а не соседка. Ты не имеешь права скрывать от меня подобные вещи…
Наум Бардымович запнулся: в дверях стоял веснушчатый мальчуган с удивительно желтыми глазами и отменно рыжей головой на тонкой шее. Танхаев постарался улыбнуться.
— Ну-ну, иди, племянничек, — уже по-русски ласково произнес он и даже поцеловал Лешку в рыжий вихор. — Леша, значит? Тце, тца…
— Вы меня, дяденька Наум Бардымович, не ругайте, я ведь…
— Зачем ругать? Это она виновата, твоя тетка. — Он показал на все еще перепуганную Фардию Ихсамовну.
— Какая же она мне тетка? — уныло протянул Лешка. — Да и вы тоже. Нет у меня никого, дяденька Наум Бардымович. Это я так только тетю Фардю просил, чтобы она меня племянником называла, чтобы меня на автобазу к вам в ученики приняли…