— Ну конечно, дорогой! — сказала баронесса, вставая и с облегчением обнимая его за шею. — Но какой он, должно быть, дурень, если вызывает тебя, будучи калекой!
— Да, пожалуй, он слегка повредился в рассудке на войне, — согласился граф. — Либо он уж очень сильный человек…
Над этим он действительно задумался, ибо какой был резон драться на дуэли инвалиду, не имеющему никаких шансов? И его проницательный ум подбросил правдоподобную версию о том, что Валентина может быть беременна и де Шавелю остается либо убить графа, либо допустить рождение ребенка вне брака. Уверенность в таком варианте все росла, несмотря на то, что раньше он считал ее бесплодной…
— Все же я убью его, можешь не сомневаться!
— А что тогда будет с ней? Что ты намерен сделать тогда…
Граф встал столь резко, что чуть не опрокинул баронессу обратно в кресло.
— Я разведусь с ней за ее измену! У нее должна быть веская причина для замужества с этим французом! Я догадываюсь, что это за причина! Но в таком положении, лишившись любовника и мужа, ожидая внебрачного ребенка, она, я думаю, покончит с собой.
Он обернулся на скрип закрывающейся двери, — это Яна тихонько удалилась из комнаты.
— Когда случится ваша дуэль? — спросила баронесса.
— С учетом дороги до Варшавы из Чартаца, да еще времени на то, чтобы мой ответ дошел до него, — около двух-трех недель.
— Ты уже написал ответ?
— Не только написал, но и отправил! Я написал, что буду иметь величайшее удовольствие, убивая его, а затем объявив свою жену шлюхой перед всем светом. Думаю, что мои изысканные выражения заставят его примчаться в Варшаву на рысях!
* * *
— Я прошу тебя не делать этого! — молила Валентина своего возлюбленного. Она повторяла это уже несколько дней, но все было тщетно. Сейчас его вещи были уже собраны, и он собирался отправиться в Варшаву завтра с утра. Взять ее с собой он отказался наотрез.
— Ты же знаешь, моя дорогая, что я должен это сделать. Мы говорим об этом уже который раз. Я не желаю иметь внебрачного ребенка — он же будет бастардом! Зачем я буду ставить тебя в невозможное положение, если я могу просто убить этого негодяя?! И я убью его, даю тебе слово.
Он упражнялся в стрельбе с левой руки по несколько часов каждый день, и Валентина часто замечала в нем признаки бессильного отчаяния, пока наконец многолетний навык не вернулся к нему, и он ощутил себя готовым к поединку. Теперь он стрелял неплохо, но не так, как мог бы стрелять с правой руки хороший стрелок. И, вероятно, недостаточно хорошо для того, чтобы застрелить такого стрелка, как граф Грюновский.