— Ох ты, Боже мой! — Даже для слуг и простых крестьян Мария Валевская была чем-то вроде неофициальной святой. — Дай ей Бог здоровья! Она-то уж сохранит нас от русских, как вы думаете, мадам? А император-то на ней женился? Ее небось скоро коронуют?
— Не знаю, Яна, — мягко сказала Валентина, а про себя вспомнила подавленную, печальную возлюбленную императора, с ее незаконнорожденным сыном и таким непрочным положением… Только в сказках, да еще в наивных мыслях простых людей императоры женятся на своих любимых и жалуют им царства… — Впрочем, — улыбнулась Валентина, — может быть, ее коронуют после этой кампании. Посмотрим, все может быть.
Она юркнула в постель, и Яна заботливо укрыла ее одеялами, подоткнула их под бочок, и, наконец, задула свечу, оставив Валентину одну в темноте. Казалось бы, она устала настолько, что сразу же должна была уснуть, но сон упорхнул, и она снова и снова вспоминала прожитый вечер и особенно его, этого человека с сабельным шрамом и сабельно-серыми глазами… Полковник Императорской гвардии де Шавель, кавалер ордена Почетного Легиона… Она больше ничего о нем не знала, даже его имени. Не знала она также, женат ли он, но сразу же с негодованием отвергла эту возможность. Она чувствовала что-то неуловимо холостяцкое в его облике, хотя ему было, конечно, далеко за тридцать. Нет, он не мог принадлежать ни одной женщине, хотя он хорошо их знал… Он понимал, когда и как нужно сблизиться с женщиной. Так их сблизил вальс и еще больше — тот краткий и искренний совет при расставании, смысла которого она не разобрала… Все это вдруг с ясностью встало перед нею, резко и отчетливо, как бритвой полоснуло. И ей пришлось признать вслед за этим волнующим и болезненным ощущением, что продолжения, вероятно, не будет никакого. Они вряд ли увидятся когда-нибудь еще…
В восемь часов утра Яна разбудила ее, принеся в постель горячего шоколаду. На серебряном подносе рядом с дымящейся чашечкой лежал маленький букет белых роз. Скосив на букет глаза, Яна сказала, смеясь:
— А это принесли с утра пораньше. И записка к ним есть, мадам.
На твердой белой визитной карточке была вытиснена золотом корона и ниже — герб Неаполя. Валентина была в таком замешательстве, что едва не забыла прочесть короткую строчку письма: «От поклонника Вашей красоты, сожалеющего, что не пробыл с Вами дольше». Это было послание Мюрата, короля Неаполитанского, и оно ей было безразлично. Но секундой раньше, еще не разглядев надписи, она почему-то надеялась, что розы присланы человеком, о котором она думала перед сном и во сне…