— Нет. Но ждать не стоит. Ты готова, Ким?
Она повернулась к Фраю и поцеловала его в щеку.
— Спасибо тебе. Я знаю, что твой брат скоро захочет с тобой поговорить.
Как и я с ним, подумал Фрай.
Зуан выходил из-за стойки, когда в дальнем углу пустого зала ожидания появилась его дочь. Фрай наблюдал ее выход: черные волосы, собранные в хвост, желтое хлопчатобумажное платье, туфли-лодочки. Она держала такую же серебристую косметичку, что и Ким. Взглянув на Фрая, девушка тут же отвела взгляд — так же, как она это сделала в «Азиатском ветре». Передала косметичку отцу. Они поговорили по-вьетнамски. Зуан открыл косметичку — так, чтобы Фрай не мог видеть, что в ней находится — дотронулся до какого-то предмета внутри, потом захлопнул крышку и повернул цилиндры кодового замка.
— Нья, это Чак Фрай. Человек, который меня спас.
— Очень приятно, — сказала она. — Спасибо вам.
— Я не так много сделал, но чуть не задушил вашего отца.
— Пока вы не ушли из газеты, я читала ваши статьи, — сказала Нья.
Фрай попытался поймать ее взгляд, но ее глаза отталкивались от его глаз, словно одноименные полюса магнита.
Зуан открыл дверь перед Ким. В здание пыхнуло горячим воздухом.
— Пожалуйста, подожди здесь, — попросила Ким. — Когда самолет взлетит, можешь уезжать. Нья проводит тебя до машины.
При этих словах Нья зарделась и сделала вид, что занята с компьютером. Дверь захлопнулась.
Фрай подошел к окну и выглянул через мутное, исцарапанное стекло. Волосы Ким трепал ветер, когда она поднималась по грузовому трапу с двумя серебристыми косметичками в обеих руках. Деревянных ящиков уже не было. Два вьетнамца закрыли за ней дверь и оттолкнули трап в сторону. Лицо пилота было плохо видно за головным убором. Все, что сумел различить Фрай — это его бледный англосаксонский нос и рот. Механик в комбинезоне отвязал веревки от крепительных планок, забежал вперед и дал знак пилоту выруливать на взлетную полосу. Клубок перекати-поле пронесся по гудронированной дорожке и замер у заколоченной башни. В призрачном далеке Фрай различал зияющий вход в рудник Сайдвиндера — дряхлые распорки опасно наклонились, валуны, загораживающие ход, были покрыты черной аэрозольной краской. Когда он обернулся, поймал взгляд Нья, изучавшей его. Фрай улыбнулся.
— Какой тут, на хрен, Париж! — обронил он.
Выражение лица Нья не изменилось.
— Об этом лучше поговорите с Беннетом.
Все равно что говорить со скалой, подумал Фрай.
— Вчера выдался отвратный вечерок. С вами и вашей семьей все в порядке?
Нья молча кивнула.
— Испугались. Я сидела под столом, закрыв голову руками и прижимая к себе сестренку.