Морев посмотрел на Чащегорова.
— Фис Канатич, ты, верно, думаешь, пошто он нам рассказыват, сами, мол, не знаем? Согласен, что дела эти известные. К чему же я речь веду? К тому, дорогие люди, что коммунисты опеть на новый лад запели старые песни. Опеть хрестьянин вези в город последнее.
Морев спросил:
— Гражданы, ужели мы хуже пчел окажемся? Пчелу одну задави, все налетят, жалить начнут.
Мамонтов вздохнул, крепко свел пальцы в темный волосатый кулак.
— Ране народ был доброхочий, дружный.
Магафор ответил ему:
— Теперь штарину как во шне видели.
Пахтин поднялся из-за стола.
— Правдедушки наши от китайца, от кыргыза отбились, неужто коммунистишек не спихнем?
Андрон Агатимыч возразил куму:
— Не дело говоришь, Феепен Фенопентович. Восстанье подымать нонче дураков не сыщешь. Нам теперь надо гнуть линию другую.
Андрон Агатимыч хитро прищурился.
— Наша линия такая — от дела не бегай и дела не делай. А главное — яма. Хлеб спрячь, скотинешку под нож, машины приломай, дураки в Металлторге хоть цельный плуг в лом примут, одним словом, хозяйство наруши и сиди около ямы, кормись с семейством потихоньку.
Нефед Никифорович Помольцев остановился под окном с длинным удилищем и паевкой через плечо. Морев замолчал. Помольцев поздоровался.
— Андрон Агатимыч, просьба у меня, отрежь волосков от счастливой своей бороды. Хариус на нее берется што-ись на лету, закинуть удочку не даст.
Морев захохотал и, задрав бороду, щедро махнул ножом. Он подал рыбаку клок своего золотого руна.
— Для друга я не то бороду, голову себе отрежу. Пивка выпьешь?
Помольцев оглянулся и сказал:
— Пожалуй, не откажусь.
Морев сунул ему из окна полный ковш.
— Нефед Никифорович, запомни — от Андрона плохого никто не видел. Из партизан пришел — кто тебе помог? У Андрона будет — и у всех будет. Андрон на боку лежать не любит, оттого у него и достаток.
Помольцев ничего не ответил Мореву. Он свернул в переулок к реке. Длинное белое удилище покачивалось высоко над заплотами.
В селе было известно, что у Моревых пьют. На медовуху, как муравьи на сладкое, стали сползаться друзья.
Жена Улитина, сероглазая, круглолицая нарядная Фекла, была давнишней любовницей Морева. Она пришла как к себе в дом. Лепестинья Филимоновна помутнела лицом и подала ей ковшик. Андрон стал расспрашивать ее о делах ячейки. Фекла пила и похохатывала. Она спела ему:
Ты, миленок, мне не льсти,
Тебе меня не провести.
Я на то сама пойду,
Тебя скорее проведу.
Горбуна Пигуса Фекла встретила шутливым приветствием:
— Хозяину веселого завода почтеньице.
Морев спросил его:
— Как завод?